Пелэм, или приключения джентльмена

— До конца! — прервал меня Гленвил. — Пелэм, ты слишком… слишком великодушен. Видишь, на глазах у меня слезы (впервые за много, много времени), так бесконечно тронут я, до самой глубины души, твоей дружеской, бескорыстной привязанностью. Но теперь твоя любовь к Эллен увенчалась успехом, и я не согласен, хотя бы даже — на время, лишать тебя твоего счастья. Поверь, как ни приятно мне было бы твое общество, гораздо сильнее будет радость моя от сознания, что вы с Эллен вместе и счастливы. Да, при одной мысли об этом исчезнет вся горечь одиночества. От меня ты получишь последнее письмо: в нем будет некая просьба, и дружеская твоя любовь ко мне получит полное удовлетворение и утешение оттого, что ты ее выполнишь. Что до меня лично, то я умру, как и жил, — один. Делить с кем-либо мое горе представляется мне странным и ненужным.

Я не в силах был слушать его дальше. Я прервал его новыми доводами и мольбами, на которые он начал было склоняться, и у меня появилась уже твердая надежда убедить его, как вдруг мы вздрогнули, услышав в холле какой-то отчаянный шум.

— Это Торнтон, — спокойно сказал Гленвил. — Я велел не принимать его, и он пытается пройти силой.

Не успел сэр Реджиналд договорить, как Торнтон ворвался в комнату.

Хотя время было еще раннее, около полудня, он уже где-то напился; пошатываясь, направился он к нам, и в блуждающих пьяных глазах его можно было прочесть выражение наглости и торжества.

— Ого, — сэр Реджиналд, — произнес он, — что, хотели от меня улизнуть? Ваши чертовы прислужники сказали, будто вас дома нет, но я живо заткнул им глотку. Они у меня стали тише воды, ниже травы — недаром я научился владеть кулаками. Итак, вы завтра отбываете за границу, да еще без моего разрешения—славную шуточку вы намеревались со мною сыграть. Ладно, ладно, приятель, нечего смотреть так сердито. Ни дать ни взять сторожевой пес, которому шею свернули!

Гленвил, побелев от еле сдерживаемой ярости, поднялся с высокомерным видом.

— Мистер Торнтон, — промолвил он спокойным голосом, хотя от возбуждения весь дрожал. — Сейчас я не намерен терпеть вашего наглого вторжения. Вы немедленно выйдете из комнаты. А если вам от меня еще что-нибудь нужно, я выслушаю вас сегодня вечером, в любой час.

— Ну нет, друг любезный, — ответил Торнтон с хриплым смехом, — у вас, конечно, ума хватит на трех человек— двух дураков и одного сумасшедшего, но меня-то вам не провести. Не успею я повернуться к вам спиной, как вы сделаете то же самое, и когда я снова навещу вас, ваша милость уже будете на полдороге в Кале. Но — черт побери мою душу — никак это вы, мистер Пелэм? А я-то вас сперва и не заметил. Вы ведь, наверно, не посвящены в нашу тайну?

— От мистера Пелэма у меня тайн нет, — сказал Гленвил, — если вам угодно, можете обсуждать при нем гнусную сделку, которую вы со мной совершаете. Раз вы не верите моему слову, убеждать вас — ниже моего достоинства, и с делом вашим можно покончить хоть сейчас^ Вам правильно сообщили, что я завтра намерен покинуть Англию. А теперь, сэр, что вам угодно?

— Клянусь богом, сэр Реджиналд Гленвил! — вскричал Торнтон, видимо до крайности уязвленный холодным презрением Гленвила. — Вы не покинете Англию без моего согласия. Можете хмуриться сколько угодно, я вам говорю — не покинете. Вы даже за порог этой комнаты не переступите, пока я не скажу: «Разрешаю!»

Гленвил был не в силах больше сдерживаться. Он бросился бы на Торнтона, но я схватил и удержал его. На лице его мучителя прочел я такую ярость и злобу, что мне стало очевидно, какой опасности подвергнет моего друга малейшая неосторожность, и я смертельно за него боялся.

Заставив его снова опуститься в кресло, я шепнул ему на ухо:

— Дайте мне поговорить с этим человеком наедине, и я попытаюсь вас от него избавить. — И, не ожидая ответа, я обернулся к Торнтону и сказал холодным, но вежливым тоном: — Сэр Реджиналд Гленвил ознакомил меня с необычайными требованиями, которые вы к нему предъявляете. Если бы он послушался моего совета, то немедленно передал бы это дело в руки своего поверенного. Однако он так болен, так стремится поскорее уехать за границу и почти всем пожертвовать ради своего покоя, что готов пренебречь моим советом и избавиться от ваших приставаний, уступив домогательствам, как бы они ни были незаконны и неоправданны. Поэтому, если вы соблаговолили посетить сэра Реджиналда с целью предъявить ему какое-то требование до его отъезда из Англии, то есть последнее, на которое он согласится, то будьте добры сообщить сумму, которой вы домогаетесь, и если она будет в пределах разумного, я думаю, сэр Реджиналд уполномочит меня передать вам, что вы будете удовлетворены.