Пелэм, или приключения джентльмена

Среди всей этой суматохи я никак не мог припомнить указания Джоба насчет щеколды. Наконец меня озарило, я нажал пружину, щеколда отскочила, я открыл дверь, но недостаточно широко, чтобы сразу проскочить в нее. Бандиты поняли, что я вот-вот ускользну. «Бей стервеца, бей!» — крикнул чей-то громкий голос, и при этих словах Шпингалета швырнули вперед, прямо на вытянутый клинок моей шпаги. Мне даже не пришлось пошевелить рукой, шпага вонзилась ему в грудь и он, обливаясь кровью, упал к моим ногам. То, что по расчету моих противников должно было меня погубить, стало моим спасением. Ошеломленные гибелью товарища, они подались назад, я воспользовался минутным смятением, распахнул дверь, — вспомнив наказ Джоба, свернул направо, — и помчался вперед так стремительно, что ни о каком преследовании не могло быть и речи.

ГЛАВА LXXXIV

Ille viam secat ad naves sociosque revisit.

Virgil[884]

Уже рассвело, но кругом еще царили тишина и безмолвие. Мой шаг по пустынной мостовой звучал странно и одиноко. Хотя меня уже давно никто не преследовал, я машинально продолжал бежать, пока не вынужден был остановиться, чтобы хоть немного перевести дух. Я огляделся по сторонам, но эти узенькие, грязные улочки были мне совершенно незнакомы; даже названия их казались словами какого-то неизвестного языка. Немного отдохнув, я снова пустился в путь и под конец вышел в переулок, именовавшийся Риверлэйн:[885] название было подходящее, ибо, еще немного пройдя, я вышел к Темзе. Там, к несказанной своей радости, я обрел одинокого лодочника, который и перевез меня к Уайтхоллской лестнице.

Думается мне, что никогда в томительный летний зной ни один дамский кавалер, ожидающий сладостной возможности проводить свою любовницу или чужую жену в зеленый Ричмонд либо солнечный Хэмптон, не подплывал к этой лестнице с таким возбуждением и восторгом, какие овладели мною, когда я, оттолкнув руку неотесанного лодочника, сам выпрыгнул на хорошо знакомые мне каменное плиты. Я поспешно устремился к извозчичьей стоянке, столь часто бывшей прибежищем и упованием какого-нибудь запоздалого члена Сент-Стивена или вымокшего пЪд дождем беглеца из Оперы, растолкал сонного возницу, бросился в — его коляску и вылез у гостиницы Миварта. Обозрев меня с ног до головы, полусонный швейцар велел мне поворачивать восвояси. Только тогда сообразил я, какой у меня вид.

— Ладно, друг мой, — сказал я, — может же мистер Пелэм побывать на маскараде, как всякий другой?

Эти слова и голос мой убедили Цербера, я был впущен, бросился на свою кровать и, едва голова моя коснулась подушки, заснул крепким сном. Надо признаться, что я вполне заслужил объятий «сладостного целителя усталой природы».

Не успел я и двух часов провести в царстве сна, как проснулся от того, что кто-то схватил меня за плечо. События минувшей ночи так запечатлелись в моей памяти, что я вскочил, словно к горлу моему приставили нож. Однако глазам моим предстал мирный облик мистера Джоба Джонсона.

— Слава богу, сэр, вы невредимы! Я не очень-то надеялся найти вас здесь, когда пришел.

— Да, — произнес я, протирая глаза, — я действительно цел и невредим, милый мой Джоб. Однако похоже на то, что вас мне не приходится благодарить за это столь приятное для меня обстоятельство. Я был бы избавлен от лишних хлопот, а ваш достойный приятель, мистер Шпингалет, от болезненных ощущений, если бы вы оставили дверь открытой, вместо того чтобы запереть меня в вашем клубе, как вам угодно именовать это местечко.

— Вы совершенно правы, сэр, — сказал Джоб, — и я до крайности огорчен этой случайностью. Дверь захлопнул Доусон. не сознавая, что делает, хотя я нарочно предупреждал его, что она должна остаться открытой. Но бедняга был ни жив ни мертв от страха.

— Он в безопасности? — быстро спросил я.

— Да, да, не беспокойтесь, ваша честь: я запер его у себя дома, а сам пошел узнать, как обстоит дело с вами.

— Надо не теряя времени перевести его в более надежное место, — сказал я, вскакивая с кровати. — А вы поскорее идите прямо на *** стрит.

— Тише едешь, дальше будешь, сэр, — ответил Джонсон. — Вы уж теперь вольны поступать, как вам угодно, а я свое дело сделал. Сегодня я буду ночевать в Дувре, а наутро позавтракаю в Кале. Может быть, ваша честь найдете возможным выдать мне аванс в размере четверти моей ежегодной пенсии и позаботиться о том, чтобы остальное было переведено банку Лафитта в Париже на имя капитана де Курси. Сейчас еще неясно, где я буду жить впоследствии. Могу только сказать, что, кроме старой Англии и новой Англии, мало найдется местечек, где я не повеселюсь за счет вашей чести. с

— Бросьте, друг любезный, — возразил я, — не стоит покидать страну, которую вы так украшаете своими талантами. Останьтесь на родине и заживите честной жизнью благодаря своей пенсии. Поскольку я смогу поступать согласно своим желаниям, я намерен учитывать и ваши. Ибо всегда буду благодарен вам за оказанную мне услугу, хоть вы и захлопнули дверь перед самым моим носом.