Пелэм, или приключения джентльмена

— Неужели, — ответил он с торжественным видом, и в голосе его звучала глубокая убежденность, — неужели ты думаешь, что можно «рассудок помраченный исцелить, из памяти изгладить то, что было»? Ах, прочь цитаты и размышления! — С этими словами он вскочил с кушетки, распахнул окно и несколько минут стоял там, часто и глубоко дыша. Когда он снова повернулся ко мне, лицо его выражало обычное спокойствие. Он говорил о важном запросе, который предполагалось внести в ближайшие дни, и обещал прийти на заседание, а затем, я неприметно навел его на разговор о сестре. Он отзывался о ней восторженно.

— Как ни прекрасна Эллен, — сказал он, — ее лицо — лишь бледное отражение ее духа. Ее мысли так чисты, что каждый ее поступок благостен. Я не знаю существа, которому добродетель давалась бы так легко. Порок, видимо, столь чужд самой ее природе, что какое-либо прегрешение с ее стороны представляется мне совершенно невозможным.

— Не заедешь ли ты со мной к своей матушке? — спросил я. — Я хочу побывать у нее сегодня.

Гленвил согласился, и мы тотчас отправились к леди Гленвил в Баркл-сквер. Нас провели в ее будуар; она сидела там вместе с мисс Гленвил, чужих не было. Вскоре наша беседа перешла с банальных тем на более серьезные; когда Гленвил, что случалось очень редко, высказывал свои мысли — в них сквозила все та же глубокая грусть, омрачавшая его душу.

— Почему, — спросила леди Гленвил, видимо страдавшая за сына, — почему ты так мало бываешь в свете? Ты изводишь себя своими мыслями и в конце концов погубишь себя этим. Любимый, дорогой мой сын, какой у тебя изнуренный вид!

Эллен, неотрывно глядевшая на брата глазами, полными слез, коснулась своей прекрасной рукой его руки и сказала:

— Ради матушки, Реджиналд, побереги себя; тебе нужен воздух, телесные упражнения, светские удовольствия.

— Нет, — ответил Реджиналд, — мне нужно только одно — быть занятым, и благодаря герцогу N. я теперь буду очень занят. Я избран членом парламента от ***.

— Как я счастлива! — с гордостью воскликнула мать. — Теперь ты достигнешь всего, что я тебе предсказывала.

От радости она на миг забыла о лихорадочном румянце, пылавшем на щеках Реджиналда, о его ввалившихся глазах.

— Помнишь ли ты, — спросил Реджиналд, повернувшись к сестре, — прекрасные строки из моего любимого Форда:[646]

Слава,
Величье человека — только сон
Иль тень мгновенная. На сцене жизни
Я в юности играл тщеславья роль,
Но наслажденья к гибели влекли,
В их сладости зловещее таилось!
Но роскошь, красота — все то, что в мире
Бездумно мы кумиром нарекаем, —
Все это ненадежные друзья,
И вспышка страсти вдруг велит застыть нам
Пред замком разума незащищенным.