Пелена чувств (СИ)

Сажусь в машину. Поворачиваюсь к Катюше. Она на меня не смотрит. Всё также таращится сквозь окно в никуда.

— Катюш, давай ко мне поедем?

— На дачу к родителям меня отвези, — едва слышно хрипит моё солнце.

— Уверена? Может всё же ко мне?

— Пожалуйста. К родителям. На дачу.

Вздыхаю. Мне больно за неё. И больно от того, что хочет отдалиться от меня. Я хочу рядом быть. Даже в такие моменты обнимать и никуда не отпускать. Вместе и в горе, и в радости. Всё пополам.

— Хорошо, — сдаюсь я и завожу машину. Привычным жестом кладу её руку себе на бедро.

Через полтора часа доезжаем до дачного домика родителей. Уже поздно. Стемнело. Родители Кати скорее всего давно легли спать.

Поддерживаю Катюшу за талию, помогаю ей зайти в дом. Забираю сумку, снимаю с неё пиджак и обувь. Она молча позволяет мне всё это.

Проходит в гостиную, ложится прямо в юбке и блузке на диван, и укрывается тонким пледом, что висел на спинке.

Наблюдаю за ней. Катя на меня не реагирует.

— Может поешь чего-нибудь? Или выпьешь?

— Нет, — снова тихий хрип.

А меня этот звук по-живому режет. Хочется расхерачить всё вокруг, чтобы её боль облегчить. Позвонить зав. отделению и попросить уволить Катю к чертовой матери, чтобы больше не видеть её такой, чтобы больше ей не пришлось это переживать.

Слышу шаги в глубине дома. Мы не включали свет, поэтому только по очертаниям фигуры догадываюсь, что у входа в комнату стоит Катин отец. Подхожу к нему.

— Не спасла? — Тихо спрашивает он.

— Нет. — Также едва слышно отвечаю я.

— Спасибо, что привёз. Сейчас её лучше не трогать. Завтра она возьмет себя в руки. Пусть поплачет. Мы за ней присмотрим.

— Я здесь останусь, — не спрашиваю, ставлю перед фактом.

Отец Кати внимательно смотрит мне в глаза. Выдерживаю его взгляд. Он, поняв что-то для себя, кивает и тихо информирует:

— Где гостевая комната, ты знаешь. Спокойной ночи. — Тихо разворачивается и уходит.

Я не отвечаю. Снимаю пиджак и галстук. Бросаю их на спинку дивана. А сам устраиваюсь на стуле у стены рядом со входом в комнату. Вытягиваю ноги. Скрещиваю руки на груди, и, упираясь затылком в стену, закрываю глаза, пытаясь расслабиться.

Через некоторое время слышу шуршащие шаги собаки, в комнату заходит Снежка. Обнюхивает меня, идёт к дивану и, запрыгнув на него, устраивается рядом с Катей. Она вытаскивает руку из-под пледа, обнимает Снежку и начинает всхлипывать. А собака смирно лежит рядом, позволяя себя обнимать.

Мои внутренности скручивает в узел от слёз любимой. Но я молча продолжаю сидеть на стуле и ждать.

Мне просто нужно быть рядом. Если не обнимать, то хотя бы видеть её. Иначе я как зверь в клетке буду ходить всю ночь, переживая за неё. Эмоции внутри превращают кровь в кипяток. Руки сами сжимаются в кулаки.

Моё тело подсознательно готово разорвать врага, который посмел обидеть любимую женщину. Я пытаюсь усмирить инстинкты, головой понимая, что никто не виноват. Это надо как-то пережить.

Но для себя понимаю, будь сейчас рядом тот же Вано, я бы набил ему морду, просто потому что не уберёг, просто чтобы выпустить пар и не сорваться. Глупо, беспочвенно — понимаю. Но сейчас я не уверен, что смог бы сдержаться. И даже рад, что отпустил охранника.

Получается взять свои эмоции под контроль только после того, как Катя перестаёт плакать и затихает, провалившись в сон.

Глава 21

Как же тяжело с этим мириться. Как же невыносимо их отпускать.

Ещё час назад ты проведывала их в палате. Они улыбались в ответ. И вдруг, бац, и нет больше этого маленького человечка.

И как же страшно слышать непрерывный писк приборов. Пытаться завести их сердце, и видеть, что ничего не получается.

Я готова поверить в это мгновение во что угодно.

Молиться всем богам, чтобы помогли. Только не оставляли малыша сейчас. Они нужны именно здесь, именно в этот момент. И осознавать, что бога не существует. Ведь если бы был, не позволил этому случиться.

Ждать чуда, и убеждаться, что его просто нет в природе.

Смотреть в остекленевшие глаза, и вспоминать их живой и любопытный взгляд.

Их глаза. Они всегда смотрят на меня с таким бесконечным доверием и надеждой. И когда их сердце останавливается, я вижу упрёк в их замерших зрачках. Они мне ещё долго снятся.

В эти минуты я чувствую себя не ведущим хирургом, а беспомощной и неумелой женщиной.

Моё сердце разрывается от боли. Мои внутренности скручивает от спазма. Я не могу вздохнуть. Но мне надо собраться. Взять себя в руки. Выйти к родителям, и сказать им, что их ребёнка больше нет. Что не спасла. Не смогла. Не справилась.

И каждый раз мне кажется, что я сдалась. Что может если бы ещё чуть-чуть подольше поборолась, что-то ещё придумала, может откачала бы, запустила маленькое сердечко.

И слова коллег, что я сделала всё, что могла, не помогают. Потому что невозможно к этому привыкнуть. Невозможно это принять.

И нет никаких оправданий. Никаких объяснений. Почему именно этот ребёнок? Почему именно сейчас? Почему так рано? За что?

Нет справедливости в этом мире.

Нет чуда.

Нет бога.

Есть только естественный отбор. И его жесткие и безжалостные правила.