Пелена (СИ)

Василий Степанович вернулся. Вообще-то, новость отличная, значит опасность города оказалась сильно преувеличенной, как говорится, у страха глаза велики, хотя очень жаль, что вернулся старик так быстро. Ещё бы час или два — она бы успела обойти всех собравшихся в музее, ну да ничего, всё ещё впереди. Утреннее поведение, свою несдержанность, она прокляла уже не один десяток раз, теперь надо восстанавливать собственное доброе имя, а там и смещать старого самозванца.

На крыльцо, она разумеется не вышла. Да, там сейчас суетилось почти два десятка человек и с виду всё было спокойно, но к чему рисковать собственно безопасностью? Кроме того, выйдя из здания, она наверняка была бы вынуждена помогать таскать пакеты с «покупками». И зачем, если есть столько добровольцев? Кстати, касательно покупок. Интересно, как можно расценить сегодняшний поход в магазин? Хищение ведь, никак иначе. Военное положение объявлено не было, каких-либо инструкций от власти не поступало, а значит, старик с сегодняшнего дня — обычный воришка. Глупо, но с точки зрения закона это именно так. Конечно, учитывая обстоятельства, суд его оправдает, но даже это произойдёт далеко не сразу.

Она усмехнулась.

Туман как пришёл, так и уйдёт, чудных животных изловят и вернут туда, откуда они выбрались, виновных в происходящем быстро найдут или назначат, после чего прилюдно накажут, пенсионер получит очередную пенсию и отправится в магазин за хлебушком и кефирчиком, а она в свете пережитого выбьет оплачиваемый отпуск и поедет залечивать потрёпанные нервы куда-нибудь на тёплое побережье — например на Мальдивы. Всё вернётся в прежнее русло. Она вновь станет депутатом, а старик станет вором. Жизнь — смешная штука.

Нечто за окном привлекло её внимание: несколько секунд она стояла с окаменевшим лицом, не в силах поверить своим глазам, а затем с коротким воплем бросилась к выходу из музея.

Ванёк проводил убежавшую Кристину взглядом и отставив гитару вздохнул. Девчонка ему понравилась, и, надо быть честным перед собой, — понравилась очень сильно. Чем? Да кто-ж его знает, чем эти хитрые девушки цепляют парней. Разумом он конечно понимал, что скорее всего в его повышенном интересе виновна ситуация, в которой они все оказались, и возможно в обычной жизни, в вечернем парке, Кристина была бы самой обычной, одной из многих, не более. Да, очень даже симпатичной, стройной и очаровательной, но обычной. И ещё, на удивление умной и эрудированной, весёлой и…

Вздохнув, он поднялся, размял левую руку — отчего-то неметь начала, и вышел вслед за девушкой.

Пожар произошёл уже давно, и давно же был потушен, но до того, пламя успело вволю порезвиться и погулять на обретённой территории, слизывая со стен обои, поглощая деревянные полы, мебель и личные вещи, окрашивая чёрной копотью потолок. Входная дверь должно быть в момент возгорания оказалась открыта, потому что следов её взлома видно не было, но и её, стальную, огонь не пощадил — высоким жаром выгнул в середине дверного полотна, а нежный серо-голубой окрас со стороны подъезда потемнел и оброс отслоившимися чешуйками, приобретя рисунок крокодиловой кожи.

Максим лишь заглянул за порог, увидев во что превратилась прихожая и ближайшая комната, не стал даже заходить.

— Соболезную, — в голосе соседа, вышедшего на лестничную площадку, не было никаких интонаций. Так мог бы соболезновать тостер или кофеварка.

— Да… — Максим пошёл к выходу из подъезда, опомнившись, оглянулся, — спасибо, что вышли… что сказали…

Не ответив, мужчина махнул рукой и вернулся в свою квартиру. Щёлкнул замок, лязгнул засов.

В горле стоял ком, а на глаза наворачивались слёзы. Непрошенные, да возможно, учитывая происходящее в городе, и неуместные, но упрямо лезущие. Максим остановился, тщательно вытер глаза, похлопал себя по щекам, и вдруг выдал сухое тихое рыдание.

Вот и нет у него брата…

Постоял минут, наверное, десять, прежде чем выйти из подъезда. Машина конечно же стояла там, где он её оставил — необходимо было обойти дом, да пройти мимо нескольких то ли сараев, то ли гаражей, стоящих одной разномастной кучей. Тропинка пролегла меж деревьев и кустарников, мим валяющейся на боку урны и кучи сухих веток, которую нагрёб трудолюбивый местный дворник. Всё тот же вой, бесконечный и всё такой же тоскливый, сопровождал его. Солнце, где-то там, высоко, раскочегарилось в полную силу, превратившись в огромный тускло-оранжевый шар и даже несмотря на висящий над городом серый полог, жаркие лучи светила ощущалось — воздух постепенно, нехотя прогревался и уже почти достиг состояния «жарко».