Пелевин и несвобода. Поэтика, политика, метафизика

«Экономика страданий», которой Кика подвергает европейских граждан, чтобы сбалансировать транснациональные потоки боли/капитала, пародирует книгу Бодрийяра «Символический обмен и смерть». В «Македонской критике французской мысли» прямо сказано, что полубезумные идеи посещают Кику под влиянием Бодрийяра. Формула отношений между бывшим Советским Союзом (архаичным, символическим обществом) и Западом (производственным современным обществом) в настоящее время заключается в обмене боли на деньги: «Человек, наделенный способностью к духовному зрению, увидит гулаговских зэков в рваных ватниках, которые катят свои тачки по деловым кварталам мировых столиц и беззубо скалятся из витрин дорогих магазинов…»186 Однако «Македонская критика французской мысли» дает понять, что наделять ценностью жертвы и потери, как это происходит в «Символическом обмене и смерти», ошибочно. Пусть архаичные импульсы и направлены на подрыв буржуазных ценностей пользы и самосохранения, они таят в себе опасную разрушительную силу. Повесть не только намекает на неоднозначные выводы из концепции Бодрийяра, но и показывает, что символический обмен не столько предлагает альтернативу капиталистическим ценностям производства и обмена, сколько сам легко в них перетекает187.

Несмотря на явно гротескный характер, в «Македонской критике французской мысли» нашли отражение ключевые для Пелевина биоморфные и зооморфные мотивы. Во фразе о шеренгах крохотных динозавров, похожих на ощипанных кур, угадывается автоцитата из «Затворника и Шестипалого», где цыплята ожидают, когда их отправят на убой. Ячейки-кабинки, где люди привязаны, как скот в стойле, перекликаются с восприятием людей как биомассы, управляемой оранусом-Энкиду, «жирной надмирной тушкой» из романа «Generation „П“». Советская нефть с высоким «серным фактором», обозначающим концентрацию в ней страданий, – переосмысление демонических мотивов «Generation „П“», особенно мотива геенны огненной.

Люди и история превращаются в «человеконефть» и «нефтедоллары». В полубезумной (а со стороны Пелевина – комической) интерпретации марксизма, которую предлагает Кика, души советских граждан, чей труд создавал экономическую базу для денежных потоков, возвращаются в форме тех же денежных потоков. Если основным источником энергии и валютой в Советском Союзе являлась боль, в коммодифицированном постсоветском обществе она, как и любой другой ресурс, должна превращаться в деньги. Прошлое переплавлено в источник энергии, приносящий прибыль нефтяным корпорациям.

Потребление политического тела

В романе «Священная книга оборотня» (2004) Пелевин развивает темы биоморфных чудовищ («Generation „П“») и потребления политического тела («ДПП (NN)»). Одна из первых глав возвращает нас к образу орануса из «Generation „П“». Рассказчица, лиса-оборотень А Хули, вспоминает рассказ барона Мюнхгаузена, утверждавшего, что ему удалось самому вытащить себя из болота за волосы, и сравнивает человеческое существование с Мюнхгаузеном, висящим над пропастью, сжимающим свои гениталии и кричащим от невыносимой боли. Так почему же, спрашивает другой персонаж, он, несмотря на страшную боль, не решается упасть? А Хули отвечает:

Именно поэтому и существует общественный договор. ‹…› Когда шесть миллиардов Мюнхгаузенов крест-накрест держат за яйца друг друга, миру ничего не угрожает. ‹…› Чем больней ему сделает кто-то другой, тем больнее он сделает тем двум, кого держит сам. И так шесть миллиардов раз188.

Идея общественного договора в трактовке А Хули созвучна образу орануса: общество – огромный организм, обращающий людей в рабство. В этой параллели ощущается присутствие другого монстра – Левиафана из одноименного трактата Томаса Гоббса (1651), хрестоматийного изложения теории общественного договора. При мысли о шести миллиардах попавших в ловушку людей, составляющих социальное тело, вспоминается гравюра Абрахама Босса «Левиафан», где тело гиганта, вырастающего из пейзажа, состоит из более чем трехсот нагих человеческих фигурок189.

В язвительной трактовке общественного договора, данной А Хули, войны и страданий не избежать, как предсказывал Гоббс, – наоборот, они становятся гарантией стабильности общества. Автор «Левиафана» выступает за сильное централизованное государство как способ уберечь людей от «естественного состояния» – «войны всех против всех». В естественном состоянии у людей три стимула: выгода, безопасность и репутация, – причем у всех есть право на всё, даже на тело другого человека. Государство урезает индивидуальные свободы, чтобы обеспечить преимущества, какие дает мир: