Пелевин и поколение пустоты

Один раз мы с П-ным нажрались грибов так, что П-н вышел из Васиного дома на четвереньках, укусил грозную собаку овчарку так, что она забилась в будку, потом пошел в другой домик, лег спать и всю ночь толкал кого-то. Потом утром проснулся – он, оказывается, с другой грозной овчаркой спал»[12].

Позволим читателю самому сделать вывод, кто подразумевался под обозначением П-н.

Танка Пушкина

Роман начинается с традиционной для литературы XIX века «рамки». Мол, старая рукопись была найдена там-то и там-то, а мы лишь решили издать любопытную находку. В этой зачинной мистификации цитируется некая «танка»:

И мрачный год, в который пало столько
Отважных, добрых и прекрасных жертв,
Едва оставил память о себе
В какой-нибудь простой пастушьей песне.

А. С. Пушкин. Пир во время чумы

Танка, как не устает напоминать нам Большая Советская энциклопедия, – «один из древних жанров японской поэзии. Изящное нерифмованное пятистишие, состоящее из 31 слога: 5 + 7 + 5 + 7 + 7; чаще всего пейзажная и любовная лирика, стихи о разлуке, бренности жизни, придворные славословия».

По размеру приведенный отрывок явно не танка, а просто-напросто ямб. Однако эта ложная атрибуция сразу задает настроение роману, построенному на принципе смещения исторической оси.

«Чапаев и Пустота» – альтернативный дао популярных героев. Если проглотить пушкинское авторство пелевинской стилизации, потом уже легко согласиться с парадоксальным философом Чапаевым и соблазнительной эмансипе Анной.

По сюжету молодой поэт-декадент Петр Пустота, сбежав из революционного Петербурга от потенциальных неприятностей с властями, встречает на Тверском бульваре старого товарища фон Эрнена, который собирается сдать его обратно в ЧК. В короткой схватке Пустота убивает фон Эрнена, завладевает огромной банкой кокаина и по законам ситуационной комедии попадает в распоряжение красного командира Чапаева, усача и философа.

Во всех нечетных главах десятиглавного романа действие происходит в 1919 году, где при помощи наставников – Чапаева, Котовского, барона Юнгерна – молодой Пустота постигает тайны мироустройства. А во всех четных – в середине 1990-х, по большей части в психлечебнице.

Там пациентам снятся удивительные сны – продукты реакции больного рассудка и массовой культуры того, недавнего для нас времени: Шварценеггер спасает героиню мыльной оперы просто Марию, а бандиты постигают смысл совести как философской категории, пародийно сниженный русский человек сталкивается с японским культурным кодом во всей его поэтической красе. Японская глава особенно полюбилась критику Александру Генису, который вообще назвал «Чапаева и Пустоту» «первым дзен-буддийским романом»[13].

В финале седьмой части возникают «тени во мгле» – напоминание о Платоновой пещере, пожалуй, самом известном в широких кругах образе философии Платона из диалога «Государство». Мы находимся в полутемной пещере своего сознания, наблюдаем танцы теней на стене, противоположной входу, к которому мы сидим спиной, и принимаем это за подлинный мир. А мир-то, во всем своем многообразии красок, – снаружи, но нам неведом.

Глупо было бы попрекать Пелевина злоупотреблением старой платонической метафорой, раз весь «Чапаев» задумывался как иллюстрация к философским построениям позднесоветских-раннероссийских эзотериков (впоследствии автор еще будет возвращаться к античному наследию – например, в «Empire “V”»).

А сами сидим внутри полого шара, стены которого оклеены этими фотографиями. Этот полый шар и есть наш мир, из которого мы никуда не можем выйти при всем желании. Все фотографии вместе образуют картину мира, который, как мы верим, находится снаружи.

Empire «V» (2006)

Это все литература для продвинутых подростков.

Лев Рубинштейн

Своим успехом роман обязан в том числе тому, что смог угодить разнообразной публике, предлагая каждому его собственное развлечение. Конечно, сама идея срифмовать девяностые – время перелома – с периодом других социальных трансмутаций – Гражданской войной – оказалась крайне плодотворной. Причем именно на этом материале впервые ярко проявилась способность Пелевина выдавать афористичные формулировки, которые цепляли многих и уходили в народ.

Наконец, для знатоков литературы в романе были спрятаны скрытые стилизации. Тут и стихи Демьяна Бедного, и «Роман с кокаином» Михаила Агеева, и главный современник чапаевских приключений Владимир Набоков, приветы которому Пелевин не перестает слать до сих пор (см. «Владимир Владимирович»).