Пелевин и поколение пустоты

Получается, Татарский не зря зашел в магазин. Сюжетообразующая оказалась планшетка. Тут, как в фильмах Вуди Аллена, прорицатели и фокусники, конечно, жулики, но часто помогают героям лучше понять себя, а то и скажут что-нибудь в точку.

В «Числах» совсем другая история. Степу автор называет «шаманистом-эклектиком», который верит в целительную силу визитов к Сай-Бабе, собирает тибетские амулеты и африканские обереги и пользуется услугами «бурятских экстрасенсов». Он отправляется к болгарской прорицательнице Бинге:

Бинга оказалась полной женщиной, одетой в ворох пестрых тряпок. В комнате, где она принимала посетителей, пахло травами, пучки которых сушились на нитке под потолком. По углам стояли обломок античной колонны, почерневшая прялка, ламповый приемник Siemens и древняя закопченная лавка. На стене висела книжная полка с подшивками журнала National Geographic, портрет Елены Блаватской и плакат художника Мухи, изображавший загадочную красавицу в стиле модерн на фоне раскрывшего крылья орла.

Числа (2003)

Это уже даже не мягкая ирония. Это фарс-разоблачение. Так Пелевин расправляется с воспитавшей его эзотерикой, отбрасывает первую ступень. Напомним, что одной из самых ранних публикаций писателя был перевод «Рунического оракула Ральфа Блюма», который он сделал только ради того, чтобы заполучить экземпляр оригинала.

Кроме «Чисел» в «ДПП (NN)» входит повесть «Македонская критика французской мысли» про Кику, или Насыха Насратуллаевича Нафикова. Нафиков изобрел несколько способов ловкого перекачивания денег и энергии по формуле, включающей души сгубленных в ГУЛаге. Однако бо́льшую часть книги он занят критикой современной французской философии.

Также в цикл вошли рассказы «Один вог», «Акико», «Фокус-группа», «Гость на празднике Бон» и «Запись о поиске ветра» – критика общества потребления с отсылками к восточным философским системам. То есть уже вполне ожидаемый от Пелевина продукт.

Сквозные персонажи и названия работают на создание ДПП-универсума, вдобавок к чему Пелевин начал «снимать» в эпизодах героев предыдущих книг, таких как пиарщик Малюта, всему плохому научившийся у Татарского. А в рассказе «Фокус-группа» про жизнь после смерти возникает персонаж с ослиными ушами на тесемке – напоминание о Жоре Сракандаеве.

Цикл «ДПП» из орудий разного калибра накрыл читателя. Писателя снова стали активно цитировать, обсуждать и разыскивать для того, чтобы взять интервью. В двух словах, Пелевин вернулся. Как и не уходил.

«Священная книга оборотня»

«СКО» – вторая пелевинская книга в издательстве «Эксмо». Это завершение «перехода», но речь уже идет не об издательских делах. «СКО» продолжает начатую в «Числах» тему смены власти в стране.

Любой автор всегда тянется к силе: интеллектуальной, духовной, материальной, физической. Пелевин как классический русский писатель – властитель дум тянется к власти в широком смысле слова. Не к правительственной верхушке, а к людям, определяющим ход событий.

В 80-х сила и власть виделись ему в эзотерическом подполье, среди интересных людей, не зависимых от советской системы. «Чапаев и Пустота» канонизировала участников движения и закрыла этот период в жизни и страны, и писателя. Роман «Generation “П”» с его теорией всемирного заговора воспел виртуозов политтехнологий, магистров НЛП и корифеев морфинга. «Числа» завершаются полным поражением банкира Степы и бегством из страны от представителей «нового дворянства», сотрудников ФСБ, курирующих финансовые институты, – «Вот в чем сила, брат». «СКО» фиксирует состояние страны окончательно победивших службистов.

С точки зрения формы, приемов и сюжетных трюков «Книга оборотня» – узнаваемая и уже ставшая к этому моменту фирменной пелевинская проза с привычными читателю каламбурами, эзотерикой и объяснением всего на картошке. Как и прежде, Пелевин пользуется полюбившейся ему схемой катехизиса вопрос-ответ.

«У Пелевина сложный уровень метафоричности, целыми чудесными абзацами. Есть особый классический пелевинский прием, когда какой-то персонаж начинает раскладывать все по полкам. Как в “Священной книге оборотня” Тренажер духа объясняет А Хули, кто такие интеллектуал и интеллигент, про дракона и зеленую жабу», – говорит писатель Михаил Елизаров.

Действительно на страницах романа радуют глаз несколько четких формулировок, объясняющих положение вещей. Одна из них связывает гомофобию русских мужчин с криминальным сознанием: