Пеликан. Расплата за милосердие

– Меня редко чуйка подводила, – признался Финтан, принявшись рассматривать убранство палатки или по крайней мере делать вид, что занят именно этим. – Что-то сдается мне, что я, поскучав, должен забрести к ним да послушать, что за народ.

– Да ты, крысеныш, поди, и так в дозоре стоял, все и подслушал, – прыснул под нос Френсис.

– О да, – гордо кивнул Финтан. – Это я подслушивал, украдкой да вполуха. А теперь представьте, что я вынюхаю, если буду сидеть, точно их брат, у костра.

Дрейк чуть прищурился, встретив ту мысль, которую Финтан дважды пытался ему подкинуть, говоря о двух сестрах, едва ли не близнецах, – осторожность и мудрость, о братьях, что сидят у костра. Если бы капитан не пошел по этой нити, Финтан сделал бы еще несколько попыток, но этого не понадобилось.

– Ну а чтобы ты все верно донес, близнецы пойдут с тобой, – сказал капитан.

– Не доверяете мне? – Рыжий Лис широко улыбнулся, не пряча и не тая радости.

– Веру оставь толстякам в рясах, – ответил Френсис. – Раз ты затеял и впрямь посидеть у их костерка и все донести, то близнецы тебе не будут в тягость. И тебе, и Брайту будет сложнее снова сцепиться в мордобое на глазах близнецов.

– На глазах наиболее зрячего из них? – уточнил Финтан.

Капитан улыбнулся от той шутки и, проведя по лицу, вздохнул и помотал головой.

– Да уж… – протянул Дрейк. – Шумный там народ у Брайта.

– А зачем они вообще в экспедиции? – спросил Финтан.

– Чтобы показать величие нашей культуры тем, кого мы увидим на том побережье, – ответил капитан.

Но, судя по виду Дрейка, по тому, как развелись его руки, точно у долговязого сбитого наспех чучела, веры в эту священную миссию ничуть не прибавилось. С уст Финтана сошла усмешка, и он потер затылок.

– И кто же додумался брать в команду этих славных ребяток? – спросил Финтан.

В мгновение Дрейк помрачнел. За ним и Финтан. Им обоим на ум пришло одно и то же имя, которого избегали все. Повисло молчание.

– Мои соболезнования, – вдруг осмелился сказать Макдонелл.

Капитан медленно поднял голову на Рыжего Лиса.

– И это ты мне говоришь? – произнес Дрейк.

Вместе этого «ты» так и напрашивалось ругательство, вырванное из самой ярой матросской склоки, где ругань и брань, как липкий черный деготь, месятся в пьяной драке, барахтаясь в грязи и рвоте. Но ни одно словцо не было полно той желчи, которым сочилось это «ты», обжигающий ядовитый плевок. Финтан принял эту желчь одиночным кивком.

– Вы сами отдали приказ, – напомнил Финтан.

Дрейк сжал кулаки.

– Тот справедливый и единственно верный приказ, – добавил Макдонелл.

– Я не отдавал приказа тебе, – заметил Дрейк.

Это «тебе» все еще хранило едкий след и было брошено с силой, на которую способен голос преданного сердца.

– Ты сам вызвался его исполнить, – припомнил капитан.

– Вы бы предпочли, чтобы меня в тот миг не оказалось подле вас? – спросил Рыжий Лис, заложив руки за спину и расправив обычно сутулые плечи.

Дрейк оскалился, пораженный и безусловной, едва ли простительной наглостью этих слов, и их меткостью.

– Кто бы тогда исполнил этот долг? – спросил Финтан, чувствуя, что капитан слышит и внимает ему. – Когда сердце сносит горе, оно теряет рассудок от боли. На кого насылаются проклятия? На небеса? Да что это за глупость! Непробудно серая пелена. В такие моменты нет ни Рая, ни Ада, ведь если они и есть, значит, есть и их Создатель, и все, что случилось, стало быть, случилось по его допущению, если не прямому приказу. Проклятие встает комом в горле, его надо исторгнуть, иначе захлебнешься. Какой исход у наглотавшегося яду? Отторгнуть или принять яд в свои жилы, пересилить, сделать его частью своего нутра. Не каждому такое под силу, далеко не каждому. Остается исторгнуть, и как можно скорее! Какой толк избирать себе врагом небеса? Нет, врагов избираешь среди людей из плоти и крови, как раз затем, чтобы разорвать эту плоть и пролить эту кровь. Если вам надо проклинать палача, что отсек голову неверному Иуде, так тому и быть. Можете обвинять меня в жестокости, но я не клятвопреступник.

Финтан смолк, разведя руками, точно открывая себя всем стрелам, которые целились в него, дрожа в стонущих тугих луках. Он ждал. Ждал и капитан. Время притаилось – до того было волнительно подслушать эти слова, в которых сквозило повторение старой песни, которую Френсису и Шеймусу предстояло снова спеть. Время так устало бродить по безлюдному побережью среди чаек и толстых морских котиков, что устоять от соблазна остановиться сейчас и заслушаться было попросту невозможно. Потому-то эти несколько мгновений тишины длились слишком долго, намного дольше, чем следовало, если вообще существует четкая мера того, сколько должен длиться один миг.

– Ты хотел веселиться с Брайтом? Валяй, – отрезал Дрейк.

Рыжий Лис поклонился и поспешил прочь, и прямо перед тем, как переступить порог палатки, обернулся, ибо его окликнули. Нет, Дрейк не называл его имени, ни настоящего, ни выдуманного. Но, когда Рыжий Лис повиновался чуйке и обернулся, встретился взглядом с капитаном.

– Я рад, что ты тогда был рядом и принял этот жребий, – с тяжелым сердцем произнес капитан.