Пеликан. Расплата за милосердие

Вечером рядом с шатром капитана двое играли в карты, а четвертый подглядывал за ними все той же лисьей украдкой. И если сразу понятно, кто же был четвертым наблюдателем, то с игроками дело обстояло немного сложнее. Играли действительно двое – стол, то есть перевернутая бочка, стала полем столкновения двух сторон. Но, раз Рыжий Лис был негласным четвертым участником сцены, значит, за столом сидели трое и все участвовали в игре. Поскольку близнецы делили одну пару глаз на двоих, то они были одной стороной в этой партии. Джонни был в состоянии раздать карты, и мутная пелена все же снисходила до того, чтобы шепнуть, где лицевая сторона колоды, а где рябая рубашка. Иной раз милосердие было так широко, что генеральский сынок мог угадать масть, но это при ярком дневном свете и только ценой довольно серьезного усилия.

После того как Джонни был отравлен, причем так до сих пор и не выяснили, каким же способом, генеральский сынок перестал быть плутом. Может, если его лукавый ум и тешился надеждой подтасовать, выдать свою ловкость рук за улыбку судьбы, то тело его подводило. Самому Джонни нравилось думать, что отныне он стал честнее, но отнять саму возможность обмана не является обращением плута в праведника. Впрочем, этот вечер не был занят такого рода прекраснословными беседами. По большому счету поболтать с капитаном вообще редко кому удавалось.

Так они и сидели, играя в карты до ночи, после чего обменивались пожеланиями добрых снов. В общении меж близнецами и капитаном было однозначно больше тепла, чем Дрейк позволял себе проявлять по отношению к другим подчиненным. Но говорить о нарочитом фаворитизме, непременно вызывающем зависть, не приходилось. При взгляде на близнецов вообще было сложно позавидовать их участи. Едва ли во всей экспедиции нашелся бы хоть кто-то, чье присутствие было столь же чужеродно, как эти двое Норрейсов. Так что их игры в карты или короткие беседы с капитаном не вызывали ничего дурного в сердцах матросов.

В четыре часа утра в лагере случилось то, чего Рыжий Лис ждал и, скорее, намного сильнее бы удивился, не увидь он капитана. До четырех часов Френсис Дрейк еще искал в себе силы сомкнуть глаза, но после того выходил на свежий воздух. Трубка всегда была с ним, но курил редко – скорее попросту крутил в руках. Рыжий Лис внимательно наблюдал за фигурой, бродящей вдоль побережья. Этот распорядок был разучен давно и не нарушался ни разу. И именно в эту ночь случилось то, чего Финтан не ожидал.

Финтан честно нес свой караул, стоя у деревянного столба, на самом верху которого горел огонь. Ветер то и дело по-дружески трепал пламя, ероша и гладя против шерсти. Света было немного, но его хватало, чтобы Рыжий Лис заметил, как капитан замер во время очередной ночной прогулки. Руки капитана, как и обычно, были заложены назад. Расхаживая из стороны в сторону, Дрейк замер и обернулся. Их взгляды с Рыжим Лисом встретились. Вернее, говорить о взглядах сейчас приходилось скорее для удобства речи. Они не столько видели друг друга – старина ветер все же знатно трепал факел, и не стоит преувеличивать яркость картины. Финтан и, скорее всего, Френсис больше обращались к чутью. Они скорее чуяли, что сейчас в этой бухте они единственные живые души. Это была откровенная неправда, ведь на другом посту стоял дозор, и его было видно отсюда. Но нутро уж такое по природе своей – упрямое, непоколебимое. Они чуяли, что сейчас есть лишь капитан и Рыжий Лис, есть два сердца, и они оба бьются, гонят живую горячую кровь, и одному из них уготовано остыть до того, как совершится полный оборот, до того, как их путь будет пройден.

Они не обмолвились ни словом, ни кивком, ни жестом. Этого вовсе не было нужно. Какие слова могли бы сказать больше, чем глаза? Они оба знали, что, когда отведут взгляд и продолжат нести свою по-разному тяжелую службу, никто со стороны не заметит перемены вовсе. Экспедиция продолжится, как и следует, как и было уготовано. И вот они отвели взгляды. Может, со стороны казалось, что они сделали это одновременно. Пусть кажется – чего только не привидится в мрачной бухте?

К шести утра капитан вернулся в свою палатку и, скорее всего, так и не нашел сил сомкнуть глаз. Когда к восьми утра лагерь начал просыпаться, капитан уже был готов принимать доклады, а намного чаще – самолично осматривать корабли и отдавать распоряжения относительно ремонта. Была у Дрейка какая-то «ревность» к такого рода делам, первый же докладчик был прерван на полуслове, и Френсис предпочел сам осмотреть корабли. Взгляд, усталый и потухший, немного взволновал бригаду плотников, но они терпеливо ждали вердикта. Среди замеревших выжидающих фигур был и Финтан. Он стоял, прислонившись к стене. Бледный лоб блестел от пота, а дыхание не восстановилось от затачивания топоров.

– Где-то падаль, – вдруг произнес капитан.

Прошелся шепот.

– Что-то гниет тут не первый день, – повторил Френсис.

– Вчера выгребли клубок, кэп, – доложил Эдвард Брайт.

От этих слов у Финтана замерло сердце.

– Клубок? – переспросил Дрейк.