Пелхэм, час двадцать три

— Я даже не знаю, где мы находимся, — раздался слезливый голос мамаши; мальчики, стоявшие возле нее, зевали и едва держались на ногах. — Не мог бы мне кто-нибудь объяснить, как отсюда добраться до Бруклина?

— Конечно, — кивнул старик. — Вам следует поехать на метро. Это самый быстрый и самый безопасный путь.

Он хихикнул, но ответом на шутку стали только несколько слабых улыбок. И снова никто не трогался с места, пока двое чернокожих посыльных, продолжавших сжимать пакеты, которые должны были доставить полдня назад, не пробормотали что-то и не зашагали прочь.

Старик закричал им вслед:

— Прощайте, ребята, удачи вам.

Пареньки обернулись и помахали в ответ, потом пошли дальше.

— По крайней мере можно сказать, что мы приобрели весьма необычный опыт.

Это сказал театральный критик. Она даже не взглянула на него. Он намеревался пригласить её поехать вместе на такси, а потом где-нибудь выпить. Ничего не выйдет. Она отвернулась от него и почувствовала, как замерзла. Холодный порыв ветра прижал её юбку и юркнул между ног. Она отвернулась. Еще не хватало простудиться и остаться без работы.

— У меня есть идея. — Это был старик, его морщинистая физиономия уже не розовела, а пижонская шляпа помялась. — После того, что нам довелось вместе пережить, будет стыдно, если бы мы просто распрощались и…

Одинокий старик, — подумала Анита, — боится, что умрет без одобрительных возгласов возле смертного одра. Она взглянула на лица окружавших её людей и подумала: завтра утром я не вспомню ни единого из них.

— …не встретились, скажем через год, а может быть, даже через каждые шесть месяцев…

Она зашагала в сторону Кенел-стрит. На углу её догнал театральный критик, наклонил к ней свою розовощекую физиономию и улыбнулся.

— Отстаньте, — буркнула Анита. Каблуки её звонко стучали в тишине улицы, она шагала к Кенел-стрит.

Френк Коррел

Френк Коррел отказался уступить место сменщику. Когда Прескот ушел, он вернулся в свое собственное кресло, демонстративно стер с него «негритянскую пыль» и приступил к работе (как выразилась однажды газета работников подземки «Перевозка»: «как одержимый, чья душа и тело посвящены тому, чтобы метро работало гладко, как по маслу»). Он непрерывно вопил, вертелся в кресле и выкрикивал указания своим диспетчерам. А когда кто-то по наивной своей простоте принес ему кофе, широким жестом смахнул чашку со стола. Постоянно, а порой и одновременно консультируясь с депо, оперативным отделом, производственным отделом, диспетчерскими и машинистами, он организовывал новые маршруты, отменяя старые и вообще творил чудеса, пока к восьми часам двадцать одной минуте все вновь не вошло в норму и все поезда не пошли по расписанию.

— Отлично, — сказал Коррел сменщику. — Возвращаю вам ваш пост.

Он встал, надел пиджак поверх пропотевшей рубашки, подтянул узел галстука под самое горло и набросил плащ.

Сменщик, заняв его место за пультом, сказал:

— Неплохая работа, Френк.

— Я сожалею только об одном, — сознался Коррел. — Что не смог исправить положение к часу пик.

— В таких обстоятельствах этого ни один человек не смог бы сделать, — развел руками сменщик.

— В таком случае я предпочел бы быть не человеком, — Коррел отвернулся, сунул руки глубоко в карманы и вышел.

— Красиво ушел, — вздохнул сменщик.

Возле информационного табло Коррел остановился и прислушался.

— Все движение было восстановлено к восьми часам двадцать одной минуте.

Это будет передано радиостанциями в последних известиях, а назавтра похоронено где-то в самом хвосте сообщений о захвате поезда, которые заполонят центральные газеты. Всего одна строка, — подумал он. Движение было восстановлено к восьми часам двадцать одной минуте. И ни слова о том, сколько это стоило крови, пота и слез.

— Прекрасная работа, — похвалил сотрудник информационного отдела.

Коррел пожал плечами.

— Обычная работа, — сказал он и вышел в тихий коридор. Если не считать обвинений, которые он предъявит чернокожему полицейскому, завтрашний день обещает быть чертовски скучным. Ну, да ладно, ведь нельзя же рассчитывать, что такие истории станут случаться ежедневно…

Том Берри

Старший хирург проводил носилки с Томом Берри из реанимационной и подождал, пока медсестра и санитар не переложили его на постель.

— Где я? — спросил Берри.

— В больнице Бет Израэль. Мы удалили вам две пули.

Том собирался спросить, не где он находится, а что с ним. Теперь он сказал.

— Я имею в виду, каково мое состояние?

— Все отлично, — заверил хирург. — Мы выпустили бюллетень, в котором сказано, что состояние у вас хорошее.

— Понадобился бюллетень? Я что, был при смерти?

— Газетчики хотели знать. Сейчас вы в хорошей форме. — Хирург выглянул в окно. — Прекрасный вид. Прямо на Стювесант-парк.

Берри обследовал себя. Рука была забинтована от плеча до локтя, тело перетягивала толстая повязка.

— Почему я не чувствую боли?

— Вам ввели обезболивающее. Когда немного заболит, не беспокойтесь. — Хирург с завистью добавил: — Мой кабинет почти в четыре раза меньше этой палаты, и окно выходит прямо на кирпичную стену. Зрелище совсем не вдохновляющее.