Пеллико С. Мои темницы. Штильгебауер Э. Пурпур. Ситон-Мерримен Г. В бархатных когтях

В сопровождении лишь одного крестьянского мальчика из Гогенвальда Альфред одиноко бродил по прохладной, удивительно красивой и богатой световыми эффектами расщелине. Сначала дорога шла к деревенской гостинице, затем она спускалась все ниже и ниже между стремящимися к небу скалами, пока не доходила до подножия одинокого прохода. Здесь стоял охотничий домик герцога — свидетель самых тяжелых и самых возвышенных его часов, когда он боролся с демонами глубочайшей ночи.

Простой домик был скромно меблирован столами и стульями. Его спальня представляла по своей простоте разительную противоположность с раззолоченными апартаментами и роскошными кроватями в Кронбурге и Гогенарбурге. Комнаты домика были украшены драгоценностями, которые могли доставить эти уединенные высоты: букетами горных цветов, подснежников, рогами диких оленей и серн, которые были добыты не им, а его любившими охоту, веселыми, жестокими и жизнерадостными предками.

Здесь он запирался, здесь он держал и читал наиболее любимые свои книги: «Siede de Louis XIV» Вольтера, «Князь» Маккиавелли, данную ему маэстро рукопись «Парсиваля», Шиллера и драмы Корнеля и Расина.

По ночам он здесь сидел и читал. Дверь охотничьего домика, выходившая прямо в дикую горную расщелину прохода, была в это время открыта настежь, и до его уха долетали крики совы, зов сыча да томный рев горного оленя. В камине ярко пылал огонь, разведенный им самим. Вечные звезды двигались над одинокими горными вершинами, на которые не ступала еще нога человеческая.

Когда там внизу овладевало им отчаяние, надоедали приставания разных придворных чинов и министров, становились противны скрытые под масками лица его лакеев и служителей, раздражала медлительность архитекторов и голоса рабочих, доносившиеся сюда с новых строек, тогда он отправлялся сюда и находил здесь покой и тишину.

Здесь он мог снова сосредоточиться, заставить умолкнуть голос преисподней, здесь он проводил одинокие ночи на самом краю мира, соприкасающегося с оцепеневшими в вечном снегу горами.

Его взгляд падал прямо из кручи горного обрыва, который, казалось, поднимался в ночной мгле до самого неба.

Тихо проплывали наверху облака и звезды сияли над этим миром смерти. Они также были одиноки и, казалось, разделяли его судьбу. Целыми часами по ночам смотрел он на них до тех пор, пока в необъятной выси не загоралась заря, пока всемогущее солнце не давало наконец поцелуя суровой скале, возвышавшейся на краю обрыва.

Тогда он поднимался наконец. Он выходил из охотничьего домика и смотрел, как наступавший день боролся здесь в горах с демонами равнины. Клубы тумана неслись, словно кем-нибудь гонимые и подстегиваемые тени, через гребень холмов там в глубине. Они зацеплялись за скалы и останавливались в расщелинах, пока сами скалы, как будто в диком отчаянии, не разрывали их на куски, пока синева горного неба, похожая на матовые незабудки около Гогенарбурга, не становилась темнее и темнее пока золотые лучи солнца не пробивали наконец этих ночных туманов.

Эти лучи отражались в тысячах кристаллов, в миллионах капель, блестевших на лиственницах и соснах в глубине гор и на траве возле него.

Тут старик-лесничий, который никогда не должен был говорить с ним, приносил ему стакан парного козьего молока, кусок черствого хлеба, который он пек сам. Если он был в силах съесть это, то его воля и уединение гор еще раз заставляли замолкнуть жестоких демонов, поднимавшихся из глубины его души.

XXVIII

Поистине царственная мечта герцога стала действительностью. С беспримерной преданностью министерство, ландтаг и народ помогали своему обожаемому государю. Тратились миллионы за миллионами. Бюджет герцогства испытывал небывалую еще тяжесть государственного долга. Целые десять лет в тихих горах шла неутомимая работа по планам герцога и его архитекторов.

Герцогская вилла, эта позолоченная игрушка, второй Трианон в сказочной глубине волшебного леса, была окончена, дворец был готов, гроты построены, парки разбиты, фонтаны начали действовать.

На меловой скале, стоявшей на самой границе гор, гордо и смело возвышался, далеко глядя на стлавшуюся у его ног равнину, герцогский замок, истинное чудо строительного искусства. Он был готов только наполовину, но снаружи он производил впечатление вполне законченного. Над бушующей пропастью, метрах в ста от подошвы дикого ущелья, был переброшен легко и красиво мост, с которого можно было вполне видеть эту копию средневекового Вартбурга. Отсюда же открывался головокружительный вид на седую глубину чернеющей пропасти. Но внутри этого замка святого Грааля с его четырьмя этажами, с сотнями комнат, были готовы лишь апартаменты для жилья самого герцога, отделанные с неслыханной роскошью. В большой зале певцов с эстрадой, в тронной зале с Всевидящим Оком и фигурами христианских добродетелей работы еще производились, а между тем финансы сравнительно небольшой страны, видимо, истощались.