Пельмени для Витальки

В скиту хранится святыня — стопа святой праведной Анны в серебряном ковчежце. Приложившись с молитвой, почувствовал такую любовь, такое утешение и сердечное умиление, что захотелось, вернувшись в родной монастырь, что-то сделать для матери Пресвятой Богородицы, принести ей какой-то дар. Через несколько лет это желание воплотилось: вырос рядом с нашим монастырём скит Святой праведной Анны. И даже небольшая частица мощей святой появилась в скиту: она сама к нам пришла через благодетелей. Служба и весь распорядок дня в скиту проходят по афонскому уставу. Вот так частица Афона теперь есть и у нас, в уральском монастыре.

Келья пустынника

Когда я приехал в первый раз на Афон, мечтал найти келью какого-нибудь старца— пустынника и пообщаться с ним. Понимал, что мечта эта немного детская...

И вот как-то раз, когда я остановился в русском монастыре Святого Пантелеймона, в свободное время решил прогуляться по окрестностям. Пошёл в сторону Дафни и, немного отойдя от монастыря, слева от дороги, обнаружил небольшую тропочку, уже почти заросшую кустарником. Подумал даже: человеческая ли это тропа или кабанья? Потом решил всё же попытаться пройти по ней. Тропинка резко поднималась в гору, манила меня вперёд, я то терял её, то снова находил. Местами она шла по камням, и я убедился, что она человеческая: стали видны потёртые ступени, выложенные руками её хозяина.

Потом мне открылось небольшое плато с уже сильно заросшим оливковым садом. Сердце сильно забилось: может, сейчас я встречу старца-отшельника? Прошёл в глубь сада и увидел крохотную келью в одно окно метра два в длину и метра полтора в ширину. На двери краской полустёртая надпись по-русски: «Сия келья принадлежит иеромонаху», а дальше не смог разобрать: было стёрто.

Обошёл вокруг кельи, прислушался и понял: здесь давно никто не живёт. Прочитал молитву и открыл дверь. Обшарпанные стены, окно, деревянная лежанка из досок, в углу несколько икон — вот и вся обстановка кельи отшельника. Как он жил здесь один? Как подвизался? Молитвенник... Мне не пришлось с ним познакомиться, но я знал, что у этой кельи был хозяин, что он здесь жил и молился, и мне захотелось почтить его память и почтить ангела кельи.

Достал из сумки свои иконки и стал читать акафист великомученику Пантелеимону. Пришло чувство умиления. Дочитал до конца — и только тогда как будто вернулся в реальность. Понял, что солнце уже садится. На Афоне тьма наступает резко, ночи очень тёмные. Поспешил обратно, с трудом, уже еле различая тропку, пошёл к дороге. Молился вслух — боялся заблудиться. Как только вышел с тропки на дорогу, опустилась полная тьма.

Понял, что это не та автомобильная дорога, с которой я свернул на тропинку днём, а тоже тропа, правда, хорошо протоптанная. От неё отходили маленькие тропки, которые я чувствовал уже почти на ощупь. Шёл кое-как, испытывая сильный страх. Страх этот был скорее духовный: страхования на Афоне — дело обычное. В этих местах и днём было темновато от зарослей, а теперь я спотыкался на каждом шагу о камни, которых не мог разглядеть под ногами.

Взмолился великомученику Пантелеймону о помощи и сразу после молитвы резко вышел на храм Святого Митрофана Воронежского Свято-Пантелеимонова монастыря.

На следующий год я снова оказался в этих местах со своим другом, иеромонахом. Рассказал ему про келью отшельника, и мы решили сходить туда. Нашли полузаросшую тропу, плато с садом. Всё было каким-то чудесным: и воздух, полный свежести, и запах мёда от диких жёлтых нарциссов. На Афоне часто испытываешь чувство духовного умиления. А иногда бывает даже страшно ступать по камням: здесь ступала ногами Сама Пресвятая Богородица.

Мы с трепетом открыли дверь кельи, вошли, и я сразу понял, что здесь уже кто— то побывал в этом году. И этот гость хозяйничал здесь какое-то время: следы его пребывания знаменовали несколько глянцевых порнографических журналов. Я испытал сильное чувство гнева: как будто у меня на глазах осквернили святое место, где молился Богу подвижник-отшельник. Одновременно мы с другом почувствовали сильное смущение, мы отворачивались друг от друга, прятали глаза. Может быть, такие же чувства испытывали когда-то братья Хама?

Потом, не сговариваясь, нашли старое ржавое ведро, подожгли журналы. Они не хотели гореть, бумага была плотная. Мы разорвали журналы и сожгли их дотла. И сразу почувствовали облегчение, как будто очистили келью. Помолились и молча пошли назад. Я шёл и думал: грязь заливает весь мир, и вот она уже проникает даже на Афон. Боже, милостив буди нам, грешным!

А ещё через год я снова оказался в тех краях. Настойчиво пытался найти тропу в келью отшельника, но не смог: дорога туда полностью закрылась.

Часть II

Сердце человека обдумывает свой путь, но Господь управляет шествием его