Пена

Сначала коридорный, потом мальчишка стучались к Максу, звали его к телефону, но Макс велел отвечать, что его нет. Целый день он валялся в кровати. Устал от побед, но заснуть не мог. Лежал, совершенно измученный, размышлял, но так ничего и не решил. Циреле ищет его, но он не может показаться ей на глаза. Надо дождаться среды, а до этого придется быть одному. Разговаривать с Циреле он и не хотел, и не мог. Что он ей скажет? Какое оправдание себе придумает? Макс заранее боялся и ее тихих, интеллигентных упреков, и злых взглядов ее матери, но больше всего он боялся святого человека. Макс не сомневался: если раввин его проклянет, все проклятия осуществятся… Нет, больше нельзя ее обманывать. Как можно обещать, что женишься, если ты женат? Это же надо быть больным на всю голову. Вот с Башей — тут все иначе. Ее отец живет где-то далеко в провинции. Даже если захочет проклясть, все равно не узнает кого…

Макс задремал, но в девять вечера проснулся от голода. Солнце еще не зашло, висело, багровое, где-то в стороне Воли, почти над самой землей. Узкая полоса облаков делила его пополам. Макс вышел на улицу, готовый, впервые с тех пор как приехал в Варшаву, провести вечер в одиночестве. Он шагал по Новому Миру, пока не попалось кафе. Макс вошел и заказал селедку, яичницу и кофе. Полистал польскую газету, попробовал читать, но, оказалось, он совершенно забыл польский, да и раньше-то его толком не знал. Взял с соседнего столика иллюстрированный журнал на французском языке и стал рассматривать картинки, пытаясь разбирать подписи. Везде об одном и том же: о мужском могуществе и женской красоте. Вот генерал, а вот еще генерал. Вот красавица-актриса, а вот принцесса. Свадьба, невеста держит букет цветов, жених положил руку на эфес сабли. Все хотят одного: денег, женщин и власти. А чего, например, добился Макс? Миллионером не стал, не знает ни языков, ни того, что должен знать любой еврей. Такие, как он, питаются объедками, подбирают, что никому не надо. Даже Циреле для него слишком хороша. В грязи родился, в грязи и помрет.

Макс ел не спеша, тянул время. Ложечкой прихлебывал кофе и пытался читать статью, где понимал только одно слово из трех. Досадно, что он целый день провалялся в кровати, теперь долго уснуть не сможет. Он курил папиросу за папиросой. Интересно, что делают заключенные в одиночной камере или карцере? Макс-то хотя бы по улицам побродить может. «Эх, — подумал, — все-таки зря на сеанс не пошел». Макс достал из внутреннего кармана записную книжку, о которой уже успел позабыть. В Буэнос-Айресе он заполнил ее адресами, но до сих пор так и не удосужился в нее заглянуть. Совсем голова дырявая… Он скользил глазами по строчкам. Откуда эти адреса, кто ему их дал? Одни имена знакомые, другие совершенно ничего не говорят. Как бы то ни было, уже поздно куда-то идти. Телефона у тех, кому он должен передать привет, наверно, нет. И все же записная книжка немного его приободрила.

Просидев в кафе до одиннадцати, он пошел в гостиницу. На Хмельной к нему прицепились уличные девушки. Макс остановился поболтать с ними, но они говорили по-польски, а не по-еврейски. Вернувшись в «Бристоль», он не стал подниматься в номер, но остался в холле. Опустился в глубокое кресло. Одни постояльцы входят, другие выходят, третьи сидят и читают газеты. Старая дама с желчным лицом, покачивая креповым хвостом, притороченным к черной шляпе, что-то говорит девушке лет семнадцати. Тонкие, бледные губы, злой взгляд, несколько седых волосков на подбородке. Наверно, очередную порцию морали выдает. А девушка слушает, не отвечает. Макс стал наблюдать за ними. Что ей за дело, как молодая себя ведет? Ну, будет она вести себя хорошо, а старой-то что с того? Сколько этой карге осталось небо коптить? Видно, никто не хочет думать о смерти, даже такая мумия ходячая. Но почему? Наверняка все ее подруги давно на том свете, да и сама уже успела завещание написать… А если бы она точно знала, что ей осталось, например, полгода? Ну а сам-то Макс что стал бы делать, знай он, что через год умрет? Сел бы псалмы читать? И как долго он бы этим занимался?

Нет, а правда, что бы он сделал?

Макс крепко задумался. Итак, как он поступит, если узнает, что ему остался год? Нельзя же лежать в кровати и ждать смерти. Надо что-то предпринять.

Можно имущество бедным раздать. Но для этого надо сперва распродать недвижимость. Пришлось бы вернуться в Аргентину. Чтобы превратить дома и землю в наличные, полгода понадобится, а то и больше. И с чего он взял, что благотворительность ему чем-то поможет? Ничего после смерти нет, ни рая, ни ада. Что мертвый человек, что мертвая скотина, никакой разницы. Единственное, что стоило бы делать, это стараться, пока жив, получить как можно больше удовольствий. Но каких? Обедать по два раза в день, что ли?

Чушь! Для такого, как он, существует лишь одно удовольствие — женщины. Он постарался бы обладать всеми женщинами, какими только можно. И денег бы не жалел. Но представим себе, что этот год начался сегодня и Максу осталось еще триста шестьдесят четыре дня.