«Пена дней» и другие истории

Он поставил поднос на стол и сел напротив Атанагора. Сотрапезники звонко стукнулись пятизубчатыми вилками, дружно вонзив их в коробку прессованного рагу, которую загодя открыл чернокожий слуга по имени Дюпон.

А чернокожий слуга по имени Дюпон хлопотал меж тем на кухне, готовя к ужину новую банку консервов. Для этого надо было отварить волокнистое мясо мумии в большой кастрюле, добавив все церемониальные приправы; огонь при этом следует старательно поддерживать в состоянии горения с помощью тайных побегов дикого винограда. Пока мясо варится, приготовьте припой; наполните жестяную форму пищей, сваренной в большой кастрюле, слив предварительно всю воду в морскую раковину; приварите крышку к банке, и вы получите великолепные консервы для вашего ужина.

Дюпон был сыном ремесленников, всю жизнь работавших не разгибая спины. Однажды он порешил обоих родителей, чтобы дать им возможность разогнуть наконец спину и отдохнуть от трудов праведных. Скромно прячась от назойливых почитателей, он повел уединенный образ жизни, всей душой предался Богу и надеялся на прижизненную канонизацию папой римским по примеру отца Фуко, благословившего миссионерство в Сахаре. Обычно Дюпон ходил, выпятив грудь колесом; сейчас он сидел, скрючившись перед огнем, пытаясь поддерживать его шаткое равновесие ворохом щепок. Ловкими ударами кривого ножа он накалывал лоснящихся от влаги каракатиц и, выпустив чернила в кормушку для свиней, топил их в кипящей минералогической воде. Ведро с водой было сделано из плотно подогнанных пластин тюльпанового дерева с красной сердцевиной. Очутившись в кипятке, каракатицы окрашивались в великолепный цвет индиго. Огонь отражался в дрожащей поверхности воды и отбрасывал на кухонный потолок блики, напоминавшие индийскую коноплю; только запах ее сильно походил на аромат лосьона «Патрель», который можно найти у каждого приличного парижского парикмахера, в том числе, конечно, у Андре и Гюстава.

Тень Дюпона металась по кухне резкими угловатыми скачками. Он ждал, пока Атанагор и Мартен закончат трапезу, чтобы убрать со стола.

Тем временем Мартен в форме диалога докладывал своему патрону о событиях текущего дня.

– Что нового? – спросил Атанагор.

– Ничего, если вы хотите знать про саркофаг, – ответил Мартен.

– Какой саркофаг?

– То-то и оно, что никакой. Нет саркофага, – сказал Мартен.

– Но рыть продолжают?

– Продолжают. По всем направлениям.

– Как только сможем, выберем одно направление.

– Говорят, в наших краях появился человек, – сказал Мартен.

– Чем он занимается?

– Он приехал на девятьсот семьдесят пятом автобусе. Его зовут Амадис Дюдю.

– Ага, – вздохнул Атанагор, – им все же удалось подцепить пассажира.

– Он уже устроился, – сообщил Мартен. – Выбил себе письменный стол и строчит письма.

– У кого выбил?

– А кто его знает! Во всяком случае, работает не покладая рук.

– Любопытно.

– Вы про саркофаг?

– Слушайте, Мартен, неужели вы думаете, что мы каждый день будем находить по саркофагу?

– Но ведь мы ни одного еще не нашли…

– Это лишний раз доказывает, что встречаются они редко.

Мартен досадливо тряхнул головой.

– Место – дрянь. Пустая затея, – сказал он.

– Мы только начали, – заметил на это Атанагор. – Вы уж больно торопитесь.

– Простите, учитель, – сказал Мартен.

– Ничего страшного. За это вы мне напишете к вечеру двести строчек.

– Что именно, учитель?

– Переведите мне на греческий какое-нибудь леттристское стихотворение Изидора Изу. Выберите, какое подлиннее.

Мартен отпихнул стул и вышел. Сидеть придется часов до семи вечера, не меньше… Это в такую-то жару…

Закончив обед, Атанагор покинул палатку и снова взялся за молоток: ему предстояло отбить лишние слои с внутренней поверхности грецкого горшка. Атанагору хотелось закончить побыстрее: личность вышеназванного Амадиса Дюдю сильно заинтересовала археолога.

Горшок представлял собой высокую посудину из грубой глины; на дне его было изображено око, которое наполовину скрывали позднейшие известковые и кремнистые наслоения. Аккуратными ударами молотка Атанагор сбил каменные образования, высвободив радужку и зрачок. Обозначился красивый голубой глаз, несколько суровый, с изящно загнутыми ресницами. Атанагор старался смотреть в другую сторону, чтобы уклониться от настойчивого вопроса, сквозившего во взгляде керамического соглядатая. Закончив расчистку, археолог наполнил горшок песком, дабы не смотреть больше ему в глаз, перевернул его вверх дном и несколькими ударами молотка разбил на мелкие кусочки. Затем он собрал осколки. Теперь горшок занимал мало места и без труда мог поместиться в один из стандартных ящиков, в которых археолог хранил свою коллекцию. Именно такой ящичек Атанагор извлек из кармана.