Пендервики

Осталось всего три дня и три ночи, подумала она, — и домой, в Камерон. Будет ли она там скучать по этой комнате? Дома у неё в спальне красивая мебель вишнёвого дерева и яркие клетчатые занавески. И покрывало, которое мама сшила специально для неё. Но всё же и здесь, в этой комнате, ей было хорошо. Вот на кровати лежит книга про Геттисбергское сражение, скоро она её дочитает. Эту книгу ей принёс Кегни. В вазочке на комоде — белая бахромчатая роза Фимбриата, с того самого куста. А рядом целая стопка писем от Анны, и в каждом куча советов про то, как вести себя с Кегни. С двери кладовки свисает платье в полосочку — она была в нём на дне рождения Джеффри. Розалинда подошла и потрогала обтянутые тканью пуговки на спине, все по очереди. Ей даже не надо их считать, она помнит наизусть, что их тринадцать. И точно так же она помнит наизусть, что сказал Кегни, когда увидел её в этом платье.

Розалинда подошла к окну и подняла москитную сетку. Дождь перестал, небо прояснилось — высоко над верхушками деревьев плыла луна. Розалинда рассчитала, что если высунуться из окна и изогнуться чуть влево, то обиталище Кегни окажется как раз напротив — не будь тут деревьев и живой изгороди, можно было бы разглядеть свет в окошке. «Ого! Да вы просто супер!» — вот что он сказал. Но сейчас ей вдруг захотелось представить, что бы он сказал, если бы она тогда была там одна. «Ого! Розалинда, да ты просто…»

Кто-то постучал в дверь. От неожиданности Розалинда дёрнулась и ударилась головой о раму.

— Розалинда, ты тут?

Скай. Розалинда тихо опустила сетку на место и открыла дверь.

— Что случилось?

— Ничего. А почему что-то обязательно должно случиться? — Скай зашла в комнату и села на кровать.

— Ничего так ничего. Будем считать, что ты всегда целыми днями сидишь запершись у себя в комнате, выходишь только к ужину, рычишь и смотришь на всех волком.

— Что, я так себя сегодня вела?

— Да. — Розалинда тоже села и стала ждать. Торопить Скай не имело смысла, с ней всегда требовалось терпение.

Терпения потребовалось немало. Сначала Скай оглядела всю комнату. Поболтала ногами. Потом несколько минут смотрела в потолок. И наконец спросила:

— Ты когда-нибудь выходила из себя?

— Ну, помнишь, я же накричала на тебя, когда ты сожгла печенье.

— Нет, я имею ввиду другое… Когда человек совсем выходит из себя… делается как помешанный.

— Ну, тогда… как-то Томми Гейгер выхватил у меня читательский дневник, который я писала всё лето, и утопил в луже. Я обзывала его всякими нехорошими словами.

— Розалинда, это ж было сто лет назад! Ты тогда училась в третьем или четвёртом классе.

— А больше я не помню.

Скай опять подняла глаза к потолку. Терпение у Розалинды начало иссякать. Если Скай немножко не подтолкнуть, подумала она, так можно всю ночь просидеть.

— Ты сегодня вышла из себя?

— А ты откуда знаешь? Д-да, я вышла из себя, это было у миссис Тифтон. Я ей наговорила… — Скай запнулась. — Но она первая начала. Она говорила ужасные вещи, и я просто не могла сдержаться.

Розалинда, конечно, понимала, что она должна отругать Скай. Пендервики не выходят из себя, когда разговаривают со взрослыми. Особенно если они только что пообещали вести себя с этими взрослыми как леди. Или как джентльмены, не важно. Но что за ужасные вещи говорила миссис Тифтон? Надо бы сперва выяснить.

— Какие ужасные вещи?

— Про маму.

Это прозвучало как пощёчина. Вздрогнув, Розалинда оглянулась на тумбочку, где стояла мамина фотография. Мама, любимая мама. В тысячу, в миллион раз лучше какой-то миссис Тифтон.

— Да как она может?.. Что она вообще знает о нашей маме?

— Ничего. Я ей так и сказала.

— Правильно сделала.

— Значит, ты не сердишься, что я вышла из себя?

— Н-ну… — Розалинда колебалась.

— И про остальных она тоже наговорила кучу гадостей. Про меня сказала, что я нахалка и ищу, где бы напакостить, а Бетти — странная и ненормальный ребёнок, а ты бегаешь за Кегни, как влюблённая собачонка, и скоро парни перестанут с тобой церемониться, и тогда прости-прощай твоя невинность…

— Моя… — Это было хуже пощёчины. Розалинде показалось, будто на неё вылили ведро скользких вонючих помоев. Она отвернулась и бросилась лицом в подушку.

Скай опешила. Ну вот, опять. И кто её за язык тянул?

— Розалинда, прости, мне не надо было этого говорить…

— Нет. Хорошо, что сказала. Но теперь иди. Мне надо побыть одной.

— Но я…

— Иди.

Нельзя лежать так вечно, сказала себе Розалинда. И сама же ответила: можно. Сколько захочу, столько и буду лежать. Встану, только чтобы сесть в машину и ехать домой, в Камерон. Зато никого больше тут не увижу. И меня никто не увидит. И хорошо. Наверно, не одна только миссис Тифтон, а все, все догадались, какая я была дура. И тётя Черчи, и Гарри, и этот противный Декстер… И Кегни тоже?