Пендрагон (ЛП)

— Значит, ты отрицаешь, что вы с Морканом заодно? Отрицаешь, что вы замыслили войну против ваших соседей-королей?

Дюно поджал губы.

— Что-то я тебя не пойму, Мерлин, — рассеянно ответил он. — Мы согласились с твоим глупым судом. Меч Британии все еще в камне, ждет, когда его заберут. Ты должен быть доволен. А ты вместо этого пристаешь к нам с обвинениями в войне. Появляешься то тут, то там, а это, согласись, подозрительно. — Он сделал паузу, напустив на себя обиженный и огорченный вид. — Возвращайся-ка ты лучше на свой Стеклянный остров, или куда там еще. Нам ты здесь не нужен. Без тебя управимся!

Ничего другого я от него не добился, предпочел отрясти прах с ног и оставил змею в ее гнезде. И так ясно: Моркан и Дюно настроились на войну. Слепые от амбиций и глупые от жадности, они готовили падение Британии.

Да поможет нам Бог! С маленькими королями всегда одно и то же. Стоит саксам дать им передышку, они тут же бросаются рвать друг друга на части. Безнадежно!

— Плохо, Пеллеас. Сердце болит, — признался я спутнику, когда мы ушли.

— А что у нас с Теодригом? — задумался Пеллеас через некоторое время. — Скорее всего, то же, что и с Морканом. Может, все-таки навестить его? Если он примет нашу сторону, то сможет уладить это дело раз и навсегда.

Я ненадолго задумался.

— Нет, цена слишком высока. Нам не хватит сил воевать между собой да еще и отбиваться от саксов. — Это я хорошо понимал. Хуже понимал, как добиться мира от тех, кто ни о каком мире и не помышлял. — Мы должны заставить их понять, Пеллеас.

Так получилось, что все лето ушло у нас на то, чтобы убедить мелких южных лордов, что междоусобная война ослабляет Британию и обрекает нас всех на поражение.

— Как долго, по-твоему, саксы будут откладывать захват земель, оставшихся без зашиты? — пытался я вразумить очередного лорда. — Зачем им сражаться с королями севера, если под боком есть те, кто послабее?

Мои вопросы, как и мои обвинения, оставались без внимания и без ответа. Я говорил слова правды, а в ответ получал ложь. Я убеждал и уговаривал, угрожал и очаровывал, просил, уговаривал и подталкивал. Моргануг пренебрегал мной, Коледак от гордости вообще ничего не услышал, а остальные… Мадок, Огриван, Рейн, Оуэн Виндду и все прочие притворялись невинными овечками или напускали на себя безраличный вид, замышляя в сердцах предательство. Мои усилия ни к чему не привели.

Измученный телом и духом, я, наконец, вернулся в Инис Аваллах. Я давно не бывал в этом благословенном царстве. Мне очень хотелось повидаться с Аваллахом и Харитой, я надеялся найти у них утешение и сочувствие. По правде говоря, я отчаянно нуждался в бальзаме, чтобы успокоить свой мятежный дух.

Дворец Короля-Рыбака оставался, как всегда, неизменным. Зеленое подножие скалы возвышалось над тихим озером, вершина отражалась в неподвижных водах. Яблони поднимались по крутым склонам к высоким изящным стенам. Мир и покой окутывали остров, как туман над поросшим тростником озером, все дышало спокойствием, мягким, как свет на тенистых дорожках. Заходящее солнце упиралось в высокие крепостные валы и башни, отчего белый камень покраснел, словно расплавленное золото. Сияние разливалось в воздухе — живой свет превращал низкие элементы в более тонкое, более чистое вещество.

Царственный и смуглый Аваллах с завитой и смазанной маслом бородой с радостью приветствовал нас с Пеллеасом. Харита, Владычица Озера, буквально светилась любовью; ее зеленые глаза сияли, а длинные золотистые волосы блестели, когда она вела меня, рука об руку, среди яблонь, лежавших на ее попечении. Мы гуляли по тенистым рощам или плавали на лодке по вечернему озеру, засыпали под пение соловьев в ночном воздухе.

Ничего не помогало. Я плохо ел и плохо спал. Даже на рыбалке с Королем-Рыбаком я не мог расслабиться. Даже матери я открыться не мог. Харита утешала меня, как могла. Все тщетно. Не в помощи я нуждался, а в видении. Вот что мне действительно необходимо.

Прошу тебя, о Душа Мудрости, скажи мне, если можешь: как излечиться от недостатка видения?

День за днем мой дух становился все холоднее. Я чувствовал, как будто замерзаю изнутри, как будто сердце во мне ожесточается, душа цепенеет и тяжелеет, как мертвая конечность. Конечно, Харита видела это. Она знала меня лучше любого другого человека на земле.

Однажды вечером я сидел за столом перед нетронутой тарелкой и слушал, как Харита говорила о работе добрых братьев в ближайшем аббатстве; она надеялась превратить его в место исцеления.

— Так должно быть, — сказала она. — Так видел Талиесин Летнее Царство: болезням и немощам там не место. Уже сейчас многие приходят сюда за помощью в своих бедах. Аббат привел монахов из Галлии и других мест — людей, которые хорошо разбираются в лечении и снадобьях.

Сознаюсь, я слушал ее невнимательно. Она остановилась, положила руку мне на плечо.

— Мерлин, что случилось?

— Ничего. — Я вздохнул, хотел улыбнуться, но даже это небольшое усилие оказалось для меня непомерным. — Извини. Так что ты говоришь? Аббатство?