Пение под покровом ночи

— Ну, значит, вы тот самый старший инспектор полиции Аллейн. Если я все правильно понял, вы должны объяснить мне, в чем дело. Хорошо, если бы вы с этого начали.

— Очевидно, сэр, вы проклинаете меня с того момента, как получили радиограммы, — сказал Аллейн.

— Ну, не то чтобы проклинаю…

— Прекрасно понимаю, что причиняю вам огромные неудобства, но единственное объяснение всему этому звучит примерно так: дело не терпит ни малейшего отлагательства.

— Ээ-этоо-о… — капитан Бэннерман нарочито растягивал гласные.

— Это убийство. Точнее, несколько убийств.

— Несколько убийств? Позвольте, уж не о том ли субъекте идет речь, который поет и оставляет после себя цветы?

— О нем самом.

— Но, черт побери, какое он имеет отношение к моему судну?

— Есть все основания предполагать, что он на борту вашего судна.

— Нелепица.

— Вы правы. Это на самом деле похоже на нелепицу.

Капитан Бэннерман вынул руки из карманов, подошел к иллюминатору и выглянул наружу. Туман рассеялся, и теперь «Феревелл» шел полным ходом вперед.

— Ну и дела! — воскликнул он каким-то изменившимся голосом. — Вот какую нынче тебе дают команду. Убийцы!

— Ради бога не думайте, будто это кто-то из команды.

— Со стюардами я уже был в трех плаваньях.

— И не из стюардов. Разве что вашим матросам и стюардам дают посадочные талоны.

— Уж не хотите ли вы мне сказать, что у меня на борту убийца-пассажир?

— Это больше похоже на истину.

— Минутку. Давайте присядем и выпьем. Я бы сходу усек, будь это один из них.

Аллейн сел, но выпить отказался. Капитану было явно не по себе, и Аллейну пришлось сказать:

— Но это вовсе не значит, что я собираюсь арестовать вас.

— Ну, вам бы вряд ли это удалось. Пока мы в открытом море. Вряд ли.

— К счастью, в данный момент эта проблема перед нами не стоит. Итак, позвольте вас ознакомить вкратце с этим делом, вернее, с его частью, непосредственно связанной с моим пребыванием на вашем судне.

— Именно этого я от вас и жду.

Капитан Бэннерман сел, сложил на коленях руки и уставился на Аллейна.

— Полагаю, в какой-то мере вы с этим делом уже знакомы, — начал тот, в упор глядя на капитана. — О нем много писали в газетах. За минувшие тридцать дней вплоть до одиннадцати часов прошлого вечера было зарегистрировано два убийства. Они, как мы склонны думать, совершены одним и тем же человеком и могут оказаться началом целой серии запрограммированных убийств. В обоих случаях жертвами убийцы были женщины. В обоих случаях они были задушены и у них на груди разбросали цветы. Однако я ни в коем случае не стану перегружать вас подробностями. За несколько минут до отплытия вашего судна была обнаружена третья жертва. Ее нашли в темном закутке аллеи, которая ответвляется от главного прохода, соединяющего автостоянку с причалом, где вы стояли на якоре. Ею оказалась девушка из цветочного магазина — она несла корзину цветов для одной вашей пассажирки, миссис Диллинтон-Блик. Ее ожерелье из искусственного жемчуга было разорвано, на груди, как обычно, разбросаны цветы.

— А пение было?

— Что? Ах да, эта самая деталь, со всех сторон обыгрываемая прессой. Его слышали в ночь первого убийства, пятнадцатого числа прошлого месяца. Тогда, как вы помните, жертвой оказалась Берил Коэн, владелица небольшой лавочки на Ворвик-роуд, прирабатывающая проституцией. Ее обнаружили в собственной спальне в переулке за Паддингтон-роуд. Жилец с верхнего этажа показал, что слышал, как где-то около десяти от нее выходил посетитель. По словам свидетеля, он пел.

— Какая мерзость, — не выдержал капитан Бэннерман. — И что же он пел?

— Арию Маргариты с жемчугом из «Фауста» Гуно. Голос — альт.

— У меня баритональный бас, — как бы невзначай ввернул капитан. — Могу петь в ораториях.

— Вторая жертва была всеми уважаемая старая дева по имени Маргарет Слеттерс, — продолжал Аллейн. — Ее нашли задушенной в ночь на двадцать пятое января в Фулхэме. Ночной сторож, дежуривший возле склада поблизости от того места, показал, что слышал, как в предполагаемое время ее смерти кто-то пел высоким голосом «Жимолость и пчела».

Аллейн замолк. Капитан Бэннерман сверлил его недобрым взглядом.

— Как выяснилось, матрос, стоявший прошлой ночью на вахте у вашего трапа, тоже слышал пение в тумане. Он сказал, что голос был какой-то странный. Разумеется, петь мог подвыпивший матрос или кто-то еще. Мелодия оказалась ему незнакомой.

— Постойте. Вот вы говорите про прошлый вечер, а откуда вы взяли, что ее задушил…

— В левой руке девушки был зажат обрывок посадочного талона, которым снабжает пассажиров ваша компания. Насколько мне известно, к талону обычно прикалывают билет, и офицер, в чью обязанность входит проверять билеты, оставляет посадочные талоны у пассажиров. Эти талоны в общем не нужны, но большинство пассажиров считает их проездными документами и сохраняет. Увы, на том обрывке была лишь часть слова «Феревелл» и дата.

— А фамилия?

— Ее не было.

— Вот видите. Я же сказал, что это нелепица. — Капитан Бэннерман облегченно вздохнул.