— Да, — ответил тот иронически, — если бы это предпочтение не заходило слишком далеко. Но что бы с ней ни случилось, наша обязанность вырвать ее из преступных рук… Я любил вашу племянницу, ван-Беврут, и… Вперед, матросы! Заснули вы, что ли, на веслах? — вдруг громко и повелительно скомандовал Лудлов.
Разговор оборвался. Было ясно, что Лудлов не только не имел ни малейшего желания продолжать его, но и крайне досадовал на себя за признание, неожиданно для него самого сорвавшееся с языка. Молчание не прерывалось вплоть до того времени, пока пассажиры не достигли «Кокетки».
Вот что, между прочим, было записано в тот день в корабельном журнале: «6 июня 17…г. Крейсер „Кокетка“ в 7 часов вечера обогнул Сэнди-Гук при легком северо-восточном ветре. Курс на юго-запад. Корабль под лиселями правого борта делал 6 узлов в час. На востоке замечено под парусами грот-мачты судно, готовое, повидимому, тронуться в путь. Предполагают, что это и есть пресловутая „Морская Волшебница“, которая так странно ускользнула вчера от нас. Если будет ветер, предстоит погоня за ней. Пассажиры: Миндерт ван-Беврут, альдерман города Нью-Йорка; Олоф ван-Стаатс, эсквайр, называемый обыкновенно патроном Киндергуком, и один старый чудак, одетый в подобие морской куртки; смотрит постоянно так, как-будто его тошнит; зовут его Франсуа. В общем тройка, можно сказать, единственная в своем роде и, повидимому, по вкусу капитану».
Солнце уже закатилось. Тень от прибрежных холмов все дальше и дальше уходила в море. Наступила прекрасная ночь, только более темная, чем обыкновенно бывает на океане.
Лудлов прохаживался по палубе, бросая время от времени взгляды в сторону предмета своего преследования. На потемневшем горизонте отчетливо рисовался стройный рангоут бригантины с паутиной снастей, вызывая в душе капитана и восхищение, и тайную зависть. Нос бригантины был обращен прямо к ветру и в сторону идущей на него «Кокетки». И опять там виднелась таинственная фигура с книгой, обращенной навстречу любопытным взорам, и с пальцем, который как бы указывал в даль океана. Опершись на гамак, Лудлов задумчиво смотрел на эту фигуру, но легкое движение гамака вывело его из задумчивости. Повернув голову, он увидал старика Тризая, которого Лудлов уважал, как опытного моряка, сожалея, что судьба ничем не вознаградила человека, достигшего такого почтенного возраста.
— Сегодня у нас будет темная ночь, мистер Тризай! — сказал Лудлов, снова повернувшись к бригантине. — Нам надо поднять еще парус, чтобы не упустить негодяя из виду.
Старый моряк улыбнулся и с сомнением покачал головою.
— Долго придется нам работать на реях, прежде чем наша «Кокетка» настигнет контрабандиста. Мы были достаточно близко от него, а что из этого вышло?! Я знаю дисциплину, капитан Лудлов. Умею молчать, когда нужно; умею высказывать свое мнение, если этого требует командир. А это мнение в настоящую минуту не сходно с тем, которого придерживаются другие офицеры, — честные ребята, правда, но все же неопытная молодежь.
— Какое же ваше мнение? Ход корабля, кажется, хороший, парусность прекрасная…
— Конечно, наш корабль ведет себя, как скромная, благовоспитанная девица. Но если бы у старого Тома Тризая был корабль, и если бы этот корабль находился именно здесь, я знаю, что сделал бы его командир.
— Что же именно?
— Он пошел бы на всех парусах по ветру.
— То-есть к югу? Но ведь корабль, за которым мы гонимся, стоит на востоке.
— Кто знает, сколько времени он простоит на том месте? Я слышал в Йорке, что ближе к берегу стоит французский корабль таких же размеров, как и наша «Кокетка». Правда, война почти окончена, но отчего бы нам его не захватить? Это принесет нам больше выгоды, чем погоня за бригантиной с напрасным трепанием парусов. Придется дважды починить корабль прежде, чем нам удастся схватиться с ней. Воля ваша, действуйте, как хотите, но таково, по крайней мере, мое мнение.
— Не знаю, Тризай, — ответил Лудлов, взглянув вверх, — отчего бы нам не иметь удачи? У нас все в порядке. Ход чудесный.
— О быстроте этого мошенника вы можете судить по его беспечности, чтобы не сказать больше. Посмотрите, он ждет нас так же уверенно, как военный корабль. Он надеется, как видно, единственно на свои паруса. Я уверен, что и вчера он преспокойно прошел через пролив в то время, как мы валандались с парусами. Словом, я готов скорее гнаться за каким угодно неприятельским судном, но только не за этой бригантиной, летающей подобно птице.
— Вы забываете, мистер Тризай, что я был на этой бригантине и изучил ее.
— Да, у нас говорили об этом; только подробности не известны, — сказал старик, и в голосе его прозвучали нотки любопытства. — Должно-быть, она прекрасно отделана внутри, судя по ее наружному виду.
— Корпус ее превосходный. Оснастка удивительная.