Алида не обнаружила ни изумления, ни страха. Гордо выпрямившись, она проговорила наружно спокойным голосом, хотя предательский румянец выступил на ее щеках:
— Я слышала, что капитан Лудлов заслужил репутацию храброго моряка. Но я думала, что его честолюбие удовлетворяется лишь лаврами, полученными в столкновениях с врагами, а не с женщинами.
— Прошу извинения, прекрасная Алида, но ведь вам знакомы подозрительность вашего дяди и те препятствия, которые он ставит, чтобы помешать мне видеться с вами.
— В таком случае он ошибался, полагая, что я достаточно защищена от подобных посягательств.
— Алида, вы капризны, как ветер. Вы знаете, насколько неприятна вашему опекуну моя любовь к вам, и вы жалуетесь на недостаток соблюдения мною условных приличий. Я надеялся… я предполагал, судя по вашему письму, за которое, кстати, выражаю вам мою искреннюю благодарность… Не разрушайте моей надежды!..
Краска на лице девушки усилилась. Стараясь, однако, сохранить спокойный вид, она промолвила:
— Отвечая на ваше письмо, я руководилась скорее добротою, чем благоразумием, и вы заставите меня, кажется, раскаяться в этом.
— Мог ли я ожидать такого сурового приема?! Я хотел только выразить вам свою благодарность!
— Благодарность? — произнесла Алида, и на этот раз ее удивление было непритворным.
— Вижу, что здесь произошло недоразумение, — с плохо скрытым неудовольствием заметил Лудлов. — Но разве не вы написали письмо, которое я нашел в книге?
Алида подумала, что молодой человек или пьян, или помешался; но, посмотрев на его лицо, она не прочла в его чертах ничего, что подтверждало бы ее опасения. Тогда, сделав собеседнику знак сесть, она дернула за сонетку.
— Франсуа, — обратилась она к заспанному слуге, когда тот, щурясь от света, вошел в комнату, — принеси, пожалуйста, воды, — капитан хочет освежиться, — а также вина. Но старайся не разбудить дядю: он так устал с дороги.
По уходе слуги Алида, довольная тем, что отняла у визита своего гостя тайный характер, снова обратилась к Лудлову:
— Могу вас уверить, капитан Лудлов, что ваше посещение, я считаю не только нескромным, но и жестоким. Позволю себе сомневаться в ваших словах относительно письма. Я не поверю до тех пор, пока вы его не покажете.
— Не думал я, что из него придется делать такое употребление! — с горечью произнес Лудлов, вынимая листок бумаги.
На лице молодой девушки выразилось сильнейшее любопытство. Она взяла записку и с изумлением прочитала:
«Жизнь моряка полна опасностей и приключений. Она вырабатывает смелость духа, невольно увлекающую женщину, возбуждает сострадание теми лишениями, которые ее сопровождают. Пишущая эти строки не остается безучастной к заслугам представителей этой отважной профессии. Глубокое благоговение перед морем и моряками всегда было слабостью ее души. В мечтах о будущем, в воспоминаниях о прошедшем она всегда уделяла место тем удовольствиям, которые может дать жизнь моряка: наблюдение обычаев разных народов, языка, оружия, беспрерывная перемена декораций, постоянство в привязанностях несут в себе искушение, слишком сильное для женского воображения. Быть-может, они повлияют и на решение одного мужчины. До свидания!»
Не веря своим глазам, Алида еще раз пробежала загадочное письмо и, наконец, решилась взглянуть на молодого человека.
— И это письмо, не достойное уважающей себя женщины, капитан Лудлов приписывает мне? — сказала она дрожащим голосом, в котором слышалась оскорбленная гордость.
— Но кому же другому, кроме вас, мог я приписать это письмо?
Брови молодой девушки сдвинулись как бы под влиянием внутренней боли. Затем она вынула из бювара небольшой листок почтовой бумаги и, обратившись к Лудлову, громко сказала:
— Мое письмо, может-быть, не так остроумно и не так пространно. Я сейчас прочитаю копию его.
С этими словами она прочитала следующее:
«Благодарю капитана Лудлова за его внимание ко мне и за то, что он познакомил меня с подвигами пиратов. Из чувства простой гуманности нельзя не пожалеть, что они принадлежат к профессии людей, слывущих вообще защитниками слабых и беззащитных. Впрочем, на темном фоне поступков одних еще более выделяется благородство других. Никто другой так искренно не убежден в этом, как друзья капитана Лудлова (тут голосок Алиды дрогнул)… В знак признательности посылаю ему экземпляр Сида и прошу хранить его у себя до тех пор, пока он не возвратится из поездки».
Несколько минут молодые люди смотрели один на другого в немом изумлении. Вдруг внезапная мысль поразила Алиду. Под влиянием ее она произнесла холодно:
— Капитану Лудлову лучше известны его корреспондентки. Я, вероятно, не ошибусь, сказав, что это письмо, посланное ему неизвестной особой, не первое.
Молодой человек покраснел. Алида продолжала:
— Вы подтверждаете мои подозрения. Надеюсь, вы не обвините меня, если я скажу, что с сегодняшнего дня…