— Это ужасно, милорд! Позор для оппозиции в парламенте! Я уверен, что никто не будет порицать вашу честь, если вы присоединитесь к кому бы то ни было, исключая, конечно, французов. Я часто говорил это во всех беседах, которые имел с женою по поводу вашего тяжелого положения.
— Не думал я, что возбуждаю до такой степени интерес! — ответил лорд, недовольный намеком хитрого хозяина.
— Мы занимаемся этим вопросом, милорд, не иначе, как с чувством почтеннейшего сожаления, как и следует истинным англичанам!
— Я не думал, мэтр Корнэби, что вы человек такой ученый. Что вы искусны в торговле — это я давно знал. Но чтобы вы имели столь здравые суждения, полагая в основу их солидные принципы, этого я, признаюсь, не ожидал от вас. Что, по-вашему, заставляет того человека искать у меня аудиенции?
— Не могу знать, милорд! От него не добьешься толку.
— Я не хочу видеть этого человека.
— Как будет угодно вашей чести. Столько, кажется, прошло дел через мои руки! Мог бы он доверить мне и свое. Я ему это сказал, а он наотрез отказался сообщить его мне. Твердит только, что ему чрезвычайно важно видеть вашу честь.
— Пусть в таком случае войдет.
Корнэби отвесил низкий, подобострастный поклон и, расставив поудобнее кресла, вышел из комнаты, осторожно притворив дверь.
Через минуту он вернулся с незнакомцем, которого и пропустил в комнату, где сидел лорд Корнбери.
Хотя этот потомок известного Кларендона[39]
и покровительствовал заведомо контрабанде, имевшей вообще большое распространение в ту эпоху в Америке, все же он считал ниже своего достоинства входить в непосредственные сношения с людьми этой профессии. Он убеждал себя, что корысть — порок более извинительный, если им заниматься тайно. Единственно с Корнэби он допускал личные сношения. Эти отношения хотя и шокировали лорда, но, связанный с ним денежными операциями, он принужден был терпеть его, хотя втайне настолько же презирал, насколько и ненавидел.Когда дверь отворилась, лорд Корнбери величественно поднялся со своего места и, решив как можно скорее отделаться от докучливого посетителя, взглянул на него с надменной улыбкой. Но он встретил в моряке в индийской шали человека, нисколько не походившего на пресмыкавшегося торговца. При взгляде на его гордую и величественную фигуру, на его спокойные глаза, устремленные в упор на благородного лорда, тот забыл свою роль, которую приготовился было разыграть, и вскричал с изумлением:
— Как! Вы? Пенитель Моря?
— Люди зовут меня так, и если продолжительное пребывание на океане дает право на эту кличку, то она является вполне заслуженной.
— Ваша репутация… вернее сказать, некоторые подробности вашей истории мне небезызвестны. Бедняга Корнэби, этот достойный и трудолюбивый торговец, воспитавший трудом рук своих многочисленную семью, просил меня принять вас. Без этого я не решился бы на свидание, так как, вы понимаете, высокое положение налагает известного рода обязанности. Я надеюсь на вашу скромность.
— Я часто имел дела с вельможами, и, признаюсь, эти свидания были для меня так невыгодны, что мне и в голову не приходило хвастаться этим. Множество князей извлекало большие барыши из знакомства со мною.
— Не отрицаю вашей полезности, сударь! Я рекомендую только благоразумие. Между нами есть род контракта, по крайней мере, так говорит Корнэби: лично я редко вхожу в эти дела. Таким образом вы, может-быть, имеете полное право вписать меня в число ваших покупателей. Мы, власти, конечно, должны уважать законы, но в виду нашего высокого общественного положения нам не всегда удобно и возможно подчиняться тем лишениям, которые налагаются на публику из-за политических расчетов. Впрочем, мне незачем указывать вам на это. Вы так много видели на свете! Я убежден, что наше свидание кончится к обоюдному удовольствию.
Пенитель Моря не скрывал того презрения, которое он чувствовал к этому аристократу, старавшемуся как-нибудь оправдать свое поведение.
Однако, когда лорд перестал говорить, он наклонил в знак согласия голову. Увидев, что его собеседник ясно видит его игру, лорд Корнбери сбросил с себя маску и заговорил более откровенно.
— Корнэби — верный агент, — продолжал он. — По его словам, нет более искусного мореплавателя в прибрежных водах, чем вы, господин Пенитель. Надо полагать, ваши сношения с этим берегом столь же прибыльны, как и часты.
— Тот, кто дешево продает, не нуждается в покупателях. Я думаю, что ваша честь не имеет причин жаловаться на цены?
— Ваша правда. Но так как я сейчас ухожу, то нельзя ли, наконец, узнать цель вашего визита?
— Я прошу вас принять участие в одном молодом человеке, имевшем несчастье попасть в руки королевского офицера.
— Гм! Вы хотите сказать, что крейсер, стоящий теперь в бухте, захватил одного неловкого контрабандиста? Ну, что ж! Все мы смертны. Арест его — тоже смерть, только легальная, людей вашей профессии. Участие — слово, могущее иметь много толкований. Объяснитесь.