Пенрод и Сэм

Пенрод остался один. По обычаю всех застенчивых представителей своего пола (независимо от возраста) он принялся слоняться между гостиной и прихожей. Там он встретил еще нескольких мальчиков, которые славились застенчивым характером и искали защиты в обществе друг друга, и отыгрывались друг на друге. Стоило кому-нибудь из них толкнуть или хотя бы коснуться товарища, как тот начинал шипеть: «Да что с тобой происходит? Оставь меня в покое!» Никто из них не привык носить крахмальные воротнички, и они то и дело вертели головами. Иногда они исподтишка обменивались тумаками. Пенрод видел, как вдали мелькают янтарные кудри, и, стоя среди этих неудачников, чувствовал себя изгнанником.

В столь же невыносимом состоянии он провел весь следующий танец. Затем он решил прислониться к стене и пробрался в угол. Стоя там, он услышал обрывок разговора, который в какой-то мере касался и его. Мисс Лоу, гувернантка новорожденной, беседовала с одной из теток Ренсдейл – той самой, которая предлагала найти Пенроду партнершу. Две дамы стояли как раз перед ним, и, разумеется, не подозревали о его присутствии.

– Я никогда еще, – говорила тетка Ренсдейл, – никогда еще я не видела такого прелестного мальчика, как этот Карли Читтен. О, он будет иметь огромный успех у женщин, когда вырастет! Я прямо глаз от него не могу отвести.

– Да, очаровательный мальчик, – сказала мисс Лоу, – его манеры просто безукоризненны.

– Словно настоящий светский человек, только еще маленький, – восторженно продолжала тетка Ренсдейл. – Полная противоположность мальчикам вроде Пенрода Скофилда!

– Пенрод! – воскликнула мисс Лоу. – Упаси Боже нас от таких, как он!

– Я вообще не знаю, зачем он пришел. Танцевать он отказался. Слышали бы вы, как грубо он это сделал!

– Ну, не думаю, чтобы девочки очень огорчились из-за этого, – сказала мисс Лоу, – если бы вы, хоть раз пошли со мной и с Эми в танцевальный класс, вы бы поняли, почему.

И они отправились в гостиную. Пенрод услышал, как они на ходу еще раз произнесли его имя. Дальнейшего их разговора он не уловил, однако не сомневался, что по его поводу они по-прежнему не говорили ничего хорошего. Он не двигался с места и пребывал в мрачной задумчивости.

Он убедился, что руководство балом настроено против него, и так оно, собственно, обстояло на самом деле. Оскорбляло его и поведение Марджори. Теперь она весело танцевала с бывшим соперником Пенрода Морисом Леви. То обстоятельство, что сам Пенрод на протяжении всего бала ни разу не подошел к ней, по его мнению, ничуть не умаляло ее вины. И он принял суровое решение. Он больше вообще не пригласит ее ни на один танец! Никогда не подойдет к ней. И вообще ни к кому из них!

Он тяжело дышал, глаза его горели, но он не желал поддаваться чувствам. Ему и в голову не пришло повернуться и уйти домой. Ни он сам, ни его приятели никогда не уходили из гостей прежде других, и такого способа решения конфликта для него просто не существовало. Для того, чтобы облегчить страдания, он видел только один путь: он должен незамедлительно что-нибудь предпринять.

На всех детских сборищах присутствуют нарушители спокойствия. До поры до времени они не проявляют себя, могут и вовсе остаться скрытыми. Но если появится вожак и позовет их в бой, они с готовностью встанут под его пиратское знамя. Подобные группы состоят в основном из мальчиков, которые слишком стеснительны, чтобы поговорить с девочками или пригласить их на танец, но, тем не менее, жаждут привлечь к себе внимание. Находятся и другие субъекты: эти вполне благовоспитанны, но просто обстановка праздника и большое скопление народа их возбуждает. Музыка тоже оказывает на детей непредсказуемое воздействие, особенно когда они слышат богатый инструментами оркестр, а именно такой оркестр играл на дне рождения Эми Ренсдейл.

Но при множестве возбуждающих нервы факторов, бунт на празднике все-таки никогда не вспыхнет, если нет вожака. На празднике у Эми Ренсдейл вожак оказался. Он стоял в углу, и все, что необходимо для бунта, уже созрело в его израненной душе. И вот, если в этот горестный угол вошел подавленный Пенрод Скофилд, то обратно вышел отчаявшийся бунтарь, который готов был в любую минуту поднять восстание.

Лицо его озаряла дерзкая улыбка, в осанке чувствовались бравада и гордость. Именно таким предстал Пенрод группе столпившихся в дверях мальчиков. Он немедленно стал пихать их друг на друга. Они щедро отвечали ему тем же, и вскоре в их стане завязалась потасовка, достаточно шумная для того, чтобы соперничать с оркестром. Потом Пенрод позволил выпихнуть себя к танцующим и тут же столкнулся с Марджори и Морисом Леви, причем сделал это так ловко, что они едва устояли на ногах.

Он отвесил им шутовской поклон и насмешливо извинился. Он даже специально придумал для этого оборот, который считал очень оскорбительным.

– Простите, – сказал он тоном, которым хотел выразить всю меру презрения, – я, кажется, слегка вас протаранил.

Марджори кинула на него обиженный взгляд, и они с Морисом отвернулись. Однако мальчики, стоявшие в дверях, разразились диким хохотом.