Сэм наслаждался пончиками. Он жевал, урчал от удовольствия, потом так набил рот, что уже даже урчать не мог, но, по-прежнему исполненный радостных чувств, прыгал от восторга. Сэм был далек от смакования того, что ему приходилось по вкусу. Если еда ему нравилась, он попросту поглощал ее в том количестве, в котором ее ему давали. Пять пончиков моментально превратились в единую массу. Еще четыре минуты спустя от них осталось только некоторое количество сахарной пудры, прилипшей Сэму к щекам.
– Ах! – воскликнул он. – Объедение!
Потом он внимательно поглядел на опущенные руки Пенрода и спросил:
– А ты что, не собираешься есть?
– Ну, понимаешь, – ответил Пенрод глухим и каким-то безжизненным голосом, – я иногда предпочитаю их отложить на потом. Так мне кажется даже вкуснее.
Он пару раз с трудом проглотил слюну, а потом кашлянул.
– Жаль, что от моих уже ничего не осталось, – посетовал Сэм. – Ну, Джон, пойдем, старина, – обратился он к щенку и поволок его домой.
– А где он будет, когда ты уйдешь? – спросил Пенрод.
– Запру в подвале до того, как вернусь. Родители мне разрешили его там держать.
– Зачем? – возразил Пенрод. – Пусть побудет у меня. А перед обедом я приведу его обратно.
Но Сэму это предложение показалось чуть ли не кощунством.
– Ну уж нет, сэр! – закричал он. – Тебе что, своей собаки мало? Ты хочешь еще приучить, чтобы он слушался не меня, а тебя? Не выйдет! Джон Кармайкл будет сидеть в подвале! Он будет сидеть там всегда, когда меня нет дома!
– Да брось ты, Сэм! – уговаривал Пенрод. Уолтер-Джон нравился ему все больше и больше, и ему хотелось, чтобы он побыл у него. – Какой вред твоей собаке от того, что она погостит у меня? Ведь никакого, сам понимаешь. Так?
– Все равно не хочу!
– Но слушай, Сэм! Пес-то чем виноват? Из-за тебя он должен будет сидеть в пыльном темном подвале. А щенкам нужен свежий воздух. Они должны расти и набираться сил. Да и Герцога он полюбил. Ему будет приятно поиграть с ним. Тебе не кажется, что с твоей стороны просто жестоко запирать щенка в какой-то паршивый темный подвал, а самому уйти веселиться к бабушке?
– Можешь говорить, что хочешь, я все равно его запру, – сказал Сэм. – А к бабушке я совсем не веселиться иду. Мне просто надо к ней сходить.
И, вынеся окончательное решение, а также опровергнув обвинение в эгоизме, Сэм потащил Уолтера-Джона ко входу в подвал.
– Погоди, Сэм, – не отставал Пенрод, – если ты дашь мне его до того, как вернешься, я тебе дам свои пончики.
– Сколько?
– Бери все! – не стал скупиться Пенрод.
– Уй-я! – зашелся от восторга Сэм.
В то же мгновение пончики перекочевали из рук Пенрода к Сэму, а Пенрод схватил веревку, за которую был привязан щенок.
– Пошли, Уолтер – громко сказал он.
Сэму уже нелегко было говорить. Однако, несмотря на набитый рот, он моментально запротестовал.
– А ну, перестань! – строго сказал он. – Его зовут Джон Кармайкл, и ты тоже должен звать его Джоном. Если ты будешь называть его Уолтером, я тебе его не дам.
– Ну и ну! – горестно воскликнул Пенрод. – Ведь пока ты не вернулся, он будет все равно что моей собакой. Согласен?
– Конечно, нет!
– Я же тебе заплатил за него! Это все равно, что купить право на то, чтобы считать его своим, пока будешь у бабушки. А пока он моя собака, я имею право называть его, как мне нравится. Если тебя что-нибудь не устраивает, отдавай назад пончики.
В ответ Сэм издал протяжный стон.
– Только потом ты все-таки перестань называть его Уолтером. Должен же бедный пес хоть когда-то выучить свое имя!
Пенрод с видом скромного победителя отвязал Герцога от дерева, к которому тот по-прежнему был привязан, и повел обеих собак к задней калитке. Но прежде, чем он покинул двор Уильямсов, он сделал еще кое-что, и это повергло Сэма в полное изумление. Пенрод остановился у колонки и тщательно вымыл руки. Только после этого он открыл калитку и вышел на улицу, а Сэм смотрел ему вслед и не мог отвести удивленного взора от его удаляющейся фигуры.
Герцог послушно семенил за хозяином. С Уолтером-Джоном дело обстояло иначе: он все еще не понимал назначения поводка и весь путь проделал в сидячем или, по крайней мере, почти сидячем положении. Несмотря на это неудобство, Пенрод благополучно добрался до своего двора и, остановившись, окинул довольным и любящим взглядом Уолтера-Джона.
Он сел на траву, и под каждой его рукой оказалось по собаке. Воображение его сейчас работало очень активно, и он безо всякой натуги перенесся из настоящего в блестящее и радостное будущее. Он видел себя в большом цирковом шатре. Вот он обращается к завороженным зрителям, и гулкий бас его разносится по всему помещению.
– Леди и джентльмены! Позвольте предложить на ваше обозрение замечательную собаку-канатоходца Уолтера!
Сразу же после его слов Уолтер-Джон с белым жабо на шее выскакивает прямо на задних лапах и, высоко подпрыгивая в воздух, приветствует публику.
А Пенрод, тем временем, объявляет:
– Теперь, леди и джентльмены, позвольте предложить на ваше обозрение маленького друга Уолтера – Герцога. Это величайшая собака-канатоходец в мире.