Пенрод

– Я-то? – отозвался Герман. – Не знаю. Вообще-то он гнусный парень.

Герман глубокомысленно покачал головой, но тут Верман снова засмеялся так заразительно, что брат тоже закатился хохотом.

– Нет, – продолжал он сквозь смех, – наверное, я все-таки это просто так сказал. А он поверил! Конечно, поверил, раз стал так улепетывать! Он, верно, подумал: «Старый Герман – злой человек!» Нет, я просто так говорил, сэр. Я никому ничего вспарывать не собираюсь! Мне в тюрьму неохота! Нет, сэр!

Пенрод поглядел на косу. Потом на Германа. Потом – на газонокосилку. Потом – на Вермана. Потом – на двор, где лежали грабли. Сэм Уильямс в точности повторил его действия.

– Ну, Верман, нам пора, – сказал Герман, – мы ведь еще не накололи дров к ужину.

Братья с веселым хохотом ушли. В конюшне воцарилась гнетущая тишина. Пенрод и Сэм медленно удалились в темную часть сарая. Они то и дело с опаской косились на открытую дверь, сквозь которую в сарай проникал красноватый свет заходящего солнца. То один, то другой по очереди принимались сосредоточенно изучать свои ботинки. Наконец, так и не обменявшись ни словом, они вышли во двор. Но и там они продолжали молчать.

– Ну, ладно, – сказал, наконец, Сэм, – я, пожалуй, пойду.

– Пока, Сэм! – тихо ответил Пенрод.

Он задумчиво смотрел вслед уходящему другу. Потом он тоже пошел домой и посвятил себя на некоторое время неожиданному занятию. Потом он появился в библиотеке. В руках он держал пару вычищенных до блеска ботинок.

Мистер Скофилд в это время читал вечернюю газету. Он хмуро посмотрел на Пенрода.

– Вот, папа, – сказал Пенрод, – я нашел у тебя в комнате ботинки. Ты их снял и надел тапочки. Ботинки были такие пыльные… Я их отнес во двор и почистил. Здорово блестят, а?

– Чтоб мне пусто было! – воскликнул мистер Скофилд.

Он был совершенно ошеломлен поступком сына и не знал, что и подумать. А объяснялось все довольно просто. Пенрод возвращался в цивилизованный мир.

Глава XXIV МАЛЕНЬКИЙ ДЖЕНТЛЬМЕН

Пенрода стригли. Парикмахерская располагалась на углу улицы, рядом с аптекой. Это была солнечная сторона, и, так как день стоял знойный, Пенрод обливался потом. Чрезвычайно невыгодное состояние, когда тебя стригут! Часть волос, которые падают с парикмахерских ножниц, налипают на потное лицо, лезут в рот, в нос, забиваются за воротник и даже попадают в уши.

Нельзя сказать, чтобы Пенроду не нравилось стричься. Сама по себе стрижка, пожалуй, даже доставляла ему удовольствие. Но вот состриженные волосы… Они нещадно щекотали и кололи. У Пенрода даже слезы навернулись на глаза, и он начал корчиться, ерзать, дергаться и поводить плечами, ежеминутно рискуя, что ножницы па рикмахера отхватят вместе с волосами еще какую-нибудь часть его существа. Наконец, он добился своего: парикмахер задел кончик его уха.

– Уй-й-й! – заныл Пенрод.

– Что, поцарапал немножко? – осведомился парикмахер приторным голосом и неискренне улыбнулся.

– А-а! – немедленно запротестовал Пенрод против квасцов, которые парикмахер приложил к ранке.

– Это не больно, – сказал парикмахер, – но если вы не будете сидеть смирно, вам опять будет больно. Может быть, даже еще больнее.

Опередив таким образом Пенрода, который как раз хотел сказать, что ему и так уже достаточно больно, парикмахер продолжил работу.

Пенрод фыркнул. Он сделал это отнюдь не из презрения к парикмахеру. Просто он пытался сдуть усы, которые образовали волосы, прилипшие к верхней губе.

– Видели бы вы, как смирно сидит у меня, маленький Джорджи Бассет, – продолжал в том же духе парикмахер, – я слышал, его считают лучшим мальчиком у нас в городе.

Пенрод снова фыркнул. Но на этот раз он выражал презрение, ибо был совершенно не согласен с парикмахером.

– А вот по поводу Пенрода Скофилда я что-то не слышал ничего подобного, – не унимался парикмахер.

– Ну и что? – произнес Пенрод, с тудом освободив губы от волос. – Нужно мне очень! Ой-й-й!

– Я слыхал, Джорджи Бассета называют маленьким джентльменом, – подначивал коварный парикмахер.

– Пусть кто-нибудь только попробует меня так назвать, – тут же заявил Пенрод, – пусть только раз попробует! Готов спорить на что угодно: больше ему не захочется пробовать! Ой-й-й!

– Почему не захочется? Что вы с ним сделаете?

– Я-то знаю, что сделаю! Могу поспорить, я у всех отобью охоту так меня называть!

– Даже, если вас так назовет маленькая девочка? Неужели вы ударите маленькую девочку?

– Ну, я… ой-й-й!

– Значит, не ударите маленькую девочку? Нет ведь? – не отставал парикмахер. Он завладел вихром на затылке Пенрода и повернул его голову в совершенно неестественное положение. – Разве не сказано в Библии, что нельзя бить слабый пол? – добавил он.

– Ай! Осторожней!

– Значит, вы ударите даже несчастную слабую девочку? – снова пристал парикмахер.

– Да кто вам говорит, что я ее ударю? – спросил благородный Пенрод. – Я с ней по-другому разделаюсь. Но, уж будьте спокойны, она пожалеет!

– Но вы же не станете ее обзывать, а?

– Не стану! Руганью вреда не причинишь!