– Т-с-с, – шептала миссис Скофилд. – Нам он говорил то же самое. Он все твердил и твердил об этом. Я не считала, но он повторил это, по крайней мере, раз сто. Он прочно вбил себе это в голову. Сколько мы его ни убеждали, он оставался при своем. Кончилось тем, что нам пришлось запереть его в чулан, иначе он бы снова побежал драться с этими мальчиками. Не понимаю, что на него нашло?
– Я тоже, – сказал мистер Скофилд. – Он так и не объяснил, что имеет против «маленького джентльмена». Но зато он твердо заявил, что если кто-нибудь посмеет его еще так назвать, он сделает то же самое. Он сказал, пусть сам президент Соединенных Штатов его так назовет, он и его взгреет. Давно он сидит в чулане?
– Тс-с, – предостерегла миссис Скофилд. – Около двух часов уже. Но, боюсь, душа его не оттаяла. Я повела его к парикмахеру, чтобы состричь слипшиеся волосы. Там мы встретились с Сэмом Уильямсом и Морисом Леви, они оказались там по той же причине. Стоило им только едва слышно прошептать: «Маленький джентльмен!» – как Пенрод стал драться с ними. Даже то, что я стояла рядом, его не остановило. Мы с парикмахером едва оттащили его в сторону. Парикмахер был очень любезен, но Пенрод…
– Говорю вам, он тронулся! – упорствовал мистер Скофилд.
– Тс-с! – снова предостерегла миссис Скофилд. – Мне кажется, он взбесился.
– Что может нормальный человек иметь против того, чтобы его называли…
– Тс-с! У меня это не укладывается в голове, – отозвалась миссис Скофилд.
– Да что ты на меня все время цыкаешь? – разозлился мистер Скофилд.
– Тс-с! – ответила миссис Скофилд. – Там сидит мистер Кинослинг. Это наш новый пастор.
– Где он сидит?
– С Маргарет на веранде. Он останется у нас обедать. Я надеюсь…
– Он что, не женат?
– Да.
– Наш старый пастор с ним вчера беседовал, – сказал мистер Скофилд, – он от него не в восторге.
– Тс-с! Да, он холостяк. Ему под тридцать. Вполне солидный человек, не то, что эти студенты, которые увиваются вокруг Маргарет. Я знаю, ей кажется, что лучше Роберта Уильямса никого нет на свете. Но он только и делает, что смеется. Разве можно его сравнить с мистером Кинослингом. Он такой серьезный, и беседы ведет такие умные… Маргарет хотя бы для разнообразия полезно его послушать. К тому же, он очень возвышенный молодой человек. И, по-моему, Маргарет очень ему нравится, – она о чем-то задумалась и замолчала. – Знаешь, – сказала она через некоторое время, – у меня такое впечатление, что Маргарет тоже им заинтересовалась. Он такой необычный. Он уже в третий раз за эту неделю заходит к нам и…
– Н-да, – угрюмо произнес мистер Скофилд, – если вы с Маргарет хотите, чтобы он и дальше приходил, советую не показывать ему Пенрода.
– Но он как раз хотел с ним познакомиться. Он сказал, что ему хотелось бы узнать всю нашу семью. А Пенрод обычно хорошо себя ведет за столом.
Миссис Скофилд снова немного помолчала. Потом она начала расспрашивать, не применял ли муж во время интервью с Пенродом методов физического воздействия.
– Нет, – мрачно ответил мистер Скофилд, – не применял, но…
Громкий звон разбитого стекла и столовых приборов, крик Деллы и возмущенные вопли Пенрода, не дали мистеру Скофилду довести мысль до конца. Все объяснялось довольно просто. Делла знала о характере помешательства Пенрода, ей взбрело в голову пошутить над ним, и она назвала его «маленьким джентльменом». Реакция Пенрода была мгновенной. Ловким ударом ноги он поверг на пол поднос с посудой, который Делла имела несчастье держать в руках. Родители поспешили на кухню, и там мистер Скофилд договорил начатую фразу.
– Но сейчас применю, – сказал он и тут же подтвердил, что не собирается бросать слова на ветер. Экзекуцию он провел поспешно, но с возможными мерами предосторожности и выбрал комнату, которая располагалась на самом дальнем расстоянии от веранды.
Двадцать минут спустя Пенрод вышел к обеду. Так было решено на семейном совете. Достопочтенный мистер Кинослинг жаждал познакомиться с Пенродом, и надо было во что бы то ни стало создать впечатление дружной семьи, где никогда не возникает даже мелких конфликтов.
В то время как Пенрода, чей дух был опален, но не сломлен, вывели на арену светских утех, другой несчастный, по имени Роберт Уильямс, со скорбью в душе уносил прочь от их дома свою гитару. Если бы он знал, что высшие силы уже вмешались в драму, и он, сам того не ведая, обрел неожиданного союзника!
Экзекуция привела лишь к тому, что сердце Пенрода еще больше ожесточилось. Его смирение стало внешним. С каждым новым поворотом два ненавистных слова все острее ранили его, и негодование его крепло. При этом жажда мести не только не оставила его, но возрастала раз от раза. Вот почему к началу обеда он превратился в некое подобие карающего меча. Абсолютно убежденный в своей правоте, Пенрод принял твердое решение: пусть даже владыки мира сего вздумают его оскорбить, он будет отстаивать свою честь до последнего вздоха.