Пенрод

– Я тоже не дам! – решительно поддержал тот. – Я даже за миллион таких магазинов не дам стеклянного шарика.

– Да вы просто не понимаете! – возмутился практичный Морис Леви. – В моем «увинермаге» ведь будет специальный отдел игрушек, а в нем – навалом стеклянных шариков. Как же тогда мой магазин может стоить дешевле одного из них? Ну, вот, а когда у меня будет собственный «увинермаг», я женюсь.

– Вы только его послушайте! – захохотал Сэм. – Он женится!

– А чего смешного? – солидно продолжал Морис. – Разумеется, я женюсь. На Марджори Джонс. Я очень ей нравлюсь. Я ее жених.

– С чего это ты взял, что ты ее жених? – осведомился Пенрод, и голос его прозвучал как-то не совсем обычно.

– Да потому, что Марджори Джонс – моя невеста, – уверенно отвечал Морис Леви. – По-моему, это достаточный повод, чтобы считать себя ее женихом. Как только у меня будет «увинермаг», я женюсь на ней.

– У Пенрода задвигались скулы, но он сдержался.

– Женится! – продолжал хохотать Сэмюел Уильямс. – Нашел, чем гордиться. Я, лично, ни за что не женюсь. Я не женюсь даже за…

Он умолк, ибо вот так, сразу не мог придумать достойного искушения, ради которого было бы можно пойти на столь ужасный шаг, как женитьба.

– В общем, я ни за что не женюсь, и все, – упрямо продолжал он. – Нечего сказать, радость! Приходишь домой с работы усталый, из-за всего волнуешься, детей ругаешь, кухарку отчитываешь… Не женись, Морис! Очень тебе не советую. Потом ты наверняка пожалеешь.

– Все женятся, – непоколебимо изрек Морис, – значит, и каждый из нас должен.

– Бьюсь об заклад, я не должен! – яростно возразил Сэм. – Пусть только меня кто-то заставит сказать, что я должен! Никто не обязан жениться, если не хочет.

– Нет, Сэм, обязан! – по-прежнему настаивал Морис.

– Да кто тебе это сказал? – все больше распалялся мистер Сэмюел Уильямс.

– Ну, например, мой папа, – ответил Морис. – Он говорит, между прочим, что твой папа, Сэм, непременно должен был жениться на твоей маме. Иначе он не получил бы ни цента из ее денежек. Теперь, надеюсь, ты понял, что все жениться обязаны? Ну, назови мне кого-нибудь, кому больше двадцати и у кого жены нету?

– Учителя! – победоносно глядя на Мориса, выпалил Сэм. – И еще – полицейские! Посмотрел бы я, как ты заставил бы полицейского жениться!

От такой перспективы тщедушного Мориса Леви передернуло, и он поспешно ответил:

– Тут ты, пожалуй, прав, Сэм. Полицейские могут и не жениться, когда не хотят.

– Ну, а я как раз собираюсь стать полицейским, – подвел итог Сэм. – Ты, наверное, тоже Пенрод?

– Ну, да, – немедленно согласился друг. – Шеф полиции – это, пожалуй, именно то, что мне надо.

– Кстати, а ты кем собираешься стать? – повернулся Сэм к Джорджи Бассету, который все это время молчал.

– Я буду священником, – трепетно проговорил тот.

– Ответом ему была тишина. Подобного мальчики не ожидали даже от Джорджи.

– Проповедником, что ли? – первым нарушил молчание Герман. – Ты?.. – изумленно поглядел он на Джорджи. – Ты проповедовать будешь?

– Да, – с кротостью святой Цецилии произнес Джорджи Бассет.

Герман рот разинул от изумления.

– Ты чего, знаешь, о чем все эти проповедники говорят? – решил он выяснить вопрос до конца.

– Пока, конечно, не все, – с прежней кротостью ответствовал Джорджи, – но я буду учиться.

– И орать во всю глотку тоже научишься? – с сомнением покачал головой Герман.

– Куда ему! – презрительно воскликнул Пенрод. – Он же пищит, как девчонка!

– Знаешь, Джорджи, тогда тебе лучше оставить эту затею, – серьезно сказал Герман. – Дельный проповедник он ведь не только должен орать свои проповеди во всю глотку. Ему еще на столб нужно вскарабкаться. Ты, Джорджи, можешь быстро залезть на столб?

– Нет, – снова вмешался Пенрод. – Видел бы ты, Герман, как Джорджи…

– Проповедники не должны по столбам лазить! – с внезапной решимостью перебил Джорджи Бассет. – Предназначение проповедника в другом!

– Много ты в них, в проповедниках, понимаешь, – возразил Герман. – Уж кого-кого, а на проповедников я нагляделся. Самый лучший из них лазил по столбу, как циркач. Когда он лез наверх, он орал: «Иду в рай!» А потом соскальзывал вниз и орал: «Иду к дьяволу!» Так он целый час подряд вверх-вниз лазил и кричал то про рай, то про дьявола.

Подобно большинству чернокожих, Герман явно был наделен актерскими способностями. Он так рассказал об удивительном проповеднике, что история эта глубоко потрясла всех слушателей. Некоторое время никто от волнения не произносил ни слова. Наконец, Пенрод взмолился:

– Слушай, Герман, расскажи еще раз!

Герман с радостью повторил все сначала, несколько усиливая те эпизоды, которые, по его наблюдениям, больше всего захватили присутствующих. Особенно потрясла всех финальная сцена, когда окончательно съехав со столба, проповедник сидел на земле и вопил, что сатана держит его, как клещами, и вот-вот уволочет в преисподнюю.

Услыхав это, Пенрод вдруг резко вскочил на ноги.