– Или как, Рита, – Витя вдруг сделал шаг навстречу, наклоняясь ко мне. Кажется, время замирало, когда он находился так близко. Меня овеял запах его дорогого парфюма: коктейль из цитрусовых с яркими акватическими аккордами, что создавали впечатление свежести, и легкая древесная нотка. Я машинально сделала шаг назад, в груди уже вовсю колотило бешеное сердце. Хотелось убежать, однако ноги сделались слабыми, словно приросли к полу.
– Да неужели на тебя никогда не смотрел парень? – выдал крайне неожиданную и до ужаса неприятную фразу Витя. В сердце вспыхнул огонь раздражения и обиды, я вспомнила свои широкие одежды, дулю на голове и круглые очки, за которыми не видно половины лица.
– Да неужели ты никогда девушек нормальных не видел, что в который раз не можешь оставить меня без внимания? – съязвила из последних сил. На самом деле его слова задели, царапнули по-живому. Шестаков зрил в корень: кто захочет пойти на свидание с кем-то вроде меня? Хотя нет – смогу ли я пойти на свидание, когда дома живет цербер в виде отца? Это сейчас, из-за новой работы, он чуть успокоился, а как только зависал дома, тотальный контроль не снижался ни на минуту. Куда? С кем? Зачем? Казалось, папа и помыслить не мог, что я становлюсь старше, и желание получать внимание противоположного пола вполне нормально в этом возрасте.
– Таких, как ты, точно одна на всю планету, – глумливо произнес Шестаков, растягивая губы в ехидной улыбке. Нет, улыбка у него была довольно очаровательная, да и сам Витя харизматичный парень. Вот только на других он смотрел с теплотой, а на меня, словно злая собачонка, в чей дом ворвались незваные гости.
– Насмотрелся? Теперь, может, на урок пойдем? – вздохнула я, обходя стороной Шестакова. Он, видимо, планировал сказать что-то еще, но не успел – я дернула ручку двери и пулей влетела в кабинет, где уже вовсю шла геометрия.
А дальше началась эпопея, которую я мысленно назвала «изведи Риту». Витя лениво развалился на нашей парте, раскинув свои длинные руки и ноги. Он меня практически прижал к стенке, сузив личное пространство ровно наполовину. Сперва Шестаков просто прожигал меня взглядом, сидел и, понимаешь ли, разглядывал, будто тут картина известного художника на моем месте. Я искренне пыталась сконцентрироваться на уроках, но как сосредоточиться, когда так смотрят? На втором уроке Вите, видимо, стало скучно, и он стал одолевать дурацкими вопросами:
– Тебе нравятся японцы? Мне кажется, если воткнуть палочки в твою дулю, ты будешь походить на супер ниндзя.
– Каким ветром тебя сюда вообще занесло? Или твою предыдущую школу «монашек» закрыли за профнепригодность?
– Так что насчет парней? Смелых за все восемнадцать лет не нашлось?
И все в таком духе. Меня подмывало ударить Шестакова, потому что слушать оскорбления из его уст было, как минимум, обидно. Я не понимала, почему он так себя ведет. Витя из моего детства никогда не обижал людей, наоборот, он ненавидел подобное поведение и мог даже ударить. Но, собственно, все верно – Вити из прошлого больше нет, чему удивляться?..
Я молча сглатывала его попытки задеть, и даже когда на перемене к Шестакову подошел Миша, откинув в мою сторону грубость, я ничего не сказала.
– И как тебе сидеть в компании с… – Раевский вскинул бровь, будто думал, как бы корректней обозвать меня. Однако ничего интересного, видимо, на ум не пришло. – С такими девушками?
– Да я откуда знаю? Она мне сто лет не упала, – ответил Шестаков.
– А мне показалось…
– Когда кажется, креститься надо, Мих. Пошли, воздухом подышим. Итак, скука смертная на уроках.
И о чудо великое! Витя от меня отлип, ведь предыдущие перемены он не поднимался со стула, демонстрируя свои лидерские позиции в классе: народ возле нашей парты круги наворачивал – мистер Популярность выделял каждому по половине царской секунды.
Собственно, я тоже в душном кабинете оставаться не планировала, тем более, впереди большая перемена, надо успеть перекусить. Спустилась в столовую, где очередь достигала коридора, народ галдел, где-то играла музыка, кто-то активно спорил, а кто-то уминал обед. Я тоже встала в очередь, сжимая в одной руке старенький телефон, а в другой кошелек. Дошла до кассы, спустя почти десять минут, взяла себе булочку с соком и планировала пойти к подоконнику в коридоре (потому что пустых столов не наблюдалось), как мой взгляд зацепился за крайний столик. Там сидел Шестаков, его друзья, пара девчонок и Алена. Она глаз с него не сводила: подперла подбородок ладонью и нагло разглядывала Витю, словно там статуя божества с Олимпа.
Смирнова протянула ладонь и положила ее поверх руки Шестакова, но тот резко оттолкнул и скривился так, будто присутствие этой девчонки его раздражало. Не знаю почему, но я улыбнулась. Странно, конечно, радоваться ссорам чужих людей, однако внутри кусала дикая ревность, с которой я активно боролась.