Пепел

«Точно как Моя Татьяна», – подумал Он, а вслух произнес:

– Так что ж мне вам подарить-то, девочки?.. Вот, платок еще один… два галуна запасных… А?

– Все, Ваше Величество, все возьмем: пуговицу, пылинку из Вашего кармана…

– Ну, пылинки пусть в кармане пылятся. Погодите… вот, записная книжка походная… надо же, и как раз пять свободных листков!

На четырех Он расписался «Николай», отдал их каждой из О.Т.М.А., а на пятом задержался, спросил Сам Себя: сколько сейчас время? Достал серебряные часы на цепочке и усмехнулся, на них глядя, как в Пскове второго числа встали, не подводил…

– Сколько там вокзальные показывают, а, сестра Александра?

– Пятнадцать ноля пять, Ваше Величество.

Усмехнулся еще раз и головой покачал:

– Надо же! Это время, сестра Александра, когда Я в Пскове отречение подписал. Ну, что ж… А теперь тебе посвященье. И листок как раз за второе марта, во как!..

На листке, поданном сестре Александре, значилось:

«Держись и помни.

Николай»,

а вверху, рядом с цифрой «2» и словом «март» – «15 час. 05мин.».

Сестра Александра, поцеловав листок, положила его в боковой карман пальто и тут увидала на протянутой Царской руке только что заведенные часы. Сказала: «Ой!» и, радостно подпрыгнув, часы взяла.

Затем Государь посмотрел на декоративную золоченую пуговицу с державным орлом, прямо у Себя на сердце, вырвал ее и тоже подал сестре Александре.

– От сердца оторвали, Ваше Величество!

– Ну а как же! – смеясь, ответил Государь. – Если не от сердца, это что ж за подарок! А теперь, девочки, до-мой. И метет, и морозит до костей.

– Нет, Ваше Величество, и этот приказ мы Ваш не выполним. И просьбу тоже. Мы уйдем, когда уйдет Ваш поезд.

– Сестра Александра, а твои родители наказывают тебя, когда ты им дерзишь?

– Не успела я им надерзить, Ваше Величество, а они меня не успели за это наказать. Мои родители, Николай и Александра Могилевские, убиты под Мукденом. Он был артиллерист, а она – сестра милосердия. Я воспитывалась в сиротском Могилёвском приюте имени Ее Величества Александры Федоровны, Ею основанном после японской войны. Сейчас живу в родительском доме вместе с моими О.Т.М.А.. Они ж тоже сироты.

– Да у тебя пальтишко насквозь продувное, платок тоненький!..

– Мою голову Ваша О.Т.М.А. согревает, под пальто сестринский фартук, Ее Величеством пошитый, тоже именинный. Шуба-то у меня есть, да не думал никто, что погода так переменится… к Вашему отъезду… А возьмите меня с Собой, а?! За моими О.Т.М.А. без меня ж есть кому досмотреть. А? Я ж все умею – стирать, готовить, шить, полы мыть, а? Государыня одобрит. А? Буду Наследника, как тот матрос, носить, а? Я ж сильная.

– Государыня, не сомневаюсь, одобрит, да охранники мои не одобрят. Я ж арестованный.

– Что?! – У сестры Александры выпучились глаза и открылся рот. – Как?! – Она часто задышала, задыхаясь. – Да… да мы им сейчас!! А этого толстобрюхого я сама лично!.. Девочки!..

Но Государь уже крепко держал ее за локоть и во взгляде его, на сестру устремленном, была только повелительная жесткость.

Генерал Алексеев совсем измаялся и, на чем свет стоит, материл ситуацию: «Да когда же будет этот проклятый поезд с этими проклятыми говорунами!!» Он все время держал в поле зрения отрекшегося Царя и девчонок вокруг Него. Пока Он не уехал, возможность какой угодно непредсказуемости остается: «И ну где же этот треклятый поезд?..»

– Спокойно, сестра милосердия, остынь. Таких действий Государыня бы не одобрила.

Сестра милосердия Александра опустила глаза, а Государь вновь улыбнулся:

– Меня от ареста не избавишь, а раненым своим ты нужна не арестованная, – а про Себя подумал, как бы дело вскорости до того не дошло, что, кроме как таких девочек и в бой послать некого будет.

– Ваше Величество, – сестра Александра подняла глаза на Государя. – Имеем к Вам верноподданическую просьбу: идите в вагон. Действительно, холодно. Вы там сейчас здоровый нужен. А мы уж достоимся, наверное уж скоро… Какой-то состав ждут. А мы уж достоимся. Ведь последний раз…

Он обнял их всех по очереди и вошел в вагон. Подошел к окну и стал смотреть на них, никого и ничего больше не видя. Несколько раз Он укоризненно качал головой, указательным и средним пальцами, вниз опущенными, изображал бегущего человечка: мол, бегите домой. Но О.Т.М.А. во главе с Александрой Могилевской отрицательно мотали головами, улыбались, стояли и смотрели на своего Царя, впитывая в себя Его образ, вполне осознавая, что живым Его больше никогда не видать. Мороз становился совсем лютым, О.Т.М.А. начали уже приплясывать, Он из окна усилил укоризну покачивания головой и скорость пальцевых бегущих человечков, но Александра Могилевская по-прежнему неподвижно стояла и смотрела.

Поезд с Бубликовым и его командой пришел только через два часа. Два их вагона прицепили к Царскому поезду и, наконец, он тронулся. Классный машинист Царского поезда дело знал великолепно: поезд тронулся тихо, без толчков, без вздрагивания, без лязга, плавно.