Пепел Анны

Да, во-вторых, в этом ресторане подавалась гуава. То есть гуавный сок на замороженных серебряных подносах. Я никогда не пробовал, а как попробовал, так сразу налил четыре наглых стакана, целый бокастый графинчик опустошил. Ну и рыбы наложил еще.

Так и позавтракали – я смотрел в окно и пил гуаву, мама ела лосося и сыр, пила кофе и смотрела в окно. Я ей позавидовал, если честно. Обычно я родителям не завидую, у каждого свои тропы, но тут да. Не каждому так везет – вернуться на восемнадцать лет назад и припасть к горячо любимым руинам, и при этом надеяться, что впереди есть еще пара стадий, что забег вот-вот не закончится, успеешь оглянуться…

– Лицо попроще сделай, – посоветовала мне мама. – Не надо с утра таких лиц, я от них у себя на работе устала.

– Да я так…

– Надо исключить «Героя нашего времени» из школьной программы, – заметила мама через лосося. – Всяка недоросль считает себя стариком Печориным и ходит по утрам с пошлыми рожами. Не здесь, пожалуйста, сыночка. Повторюсь, юноши, чрезмерно раздумывающие житие, выглядят комично. Равно как и юноши, вовсе о нем не помышляющие. Не налегай на гуаву.

Мама улыбнулась. Пришли американцы. Красивая тетка в толстовке и мужик в морской фуражке. Я налег на лосося.

– Я все твои лица объясню в три прихлопа, – со знанием дела сообщила мама. – Это все от…

Я думал, она про гормоны скажет, но она сказала про когнитивный диссонанс.

После завтрака мы спустились вниз, в вестибюль. День действительно, похоже, предстоял мучительный. Отец забрал сияющий BMW и уехал по своим репортерским делам куда-то в провинцию, куда-то в Гуаймаро, освещать закладку котлована для завода удобрений. Так что разграбление Гаваны нам предстояло сугубо пешеходное. Мама направилась к ресепшену менять евро на куки, я огляделся.

На диванчике возле окна сидела Анна. Если честно, я думал, что она не придет – как-то вчера энтузиазма в ее глазах я не прочитал, но она пришла. Видимо, бабушка Лусия повлияла.

Анна выглядела ого, но не как вчера, слегка пообычнее. В белых кроссовках. Мне сначала немного стыдно стало, потому что сильно похоже, что Анну мне сосватали в бесприданницы, но потом плюнул. Это все родители так делают, вот к нам в прошлом году приезжали родственники из Архангельска, так на меня повесили совершенно дремучую девицу Алику, я ее три дня по Москве таскал, приобщал к духовным ценностям, гулял по Красной площади, по «Москве-Сити» и в Третьяковскую галерею гулял. Святой долг гостеприимства, ничего не поделаешь.

Да, Анне, наверное, не очень приятно, так мне это мимо, мне-то с Анной неплохо. Красавица, графиня, на полголовы меня выше, играет на гитаре, поет. А глаза… Жаль, говорит почти без акцента, с акцентом было бы интереснее. А так все, как мне нравится. Особенно титул. И глаза.

– Привет, – сказала она.

– Привет, – сказал я.

В титуле что-то есть. Титул девушку очень сильно украшает, понял я. А еще понял, что теперь это навсегда. Когда я буду встречать обычных разночинных девушек, пусть даже из хороших семей, пусть даже папа инженер, а мама учительница биологии, но не графинь, повседневного нашего сословия, то буду всегда отмечать в них этот существенный недостаток. Не графиня. Не баронесса. Увым, увым.

Это от внутреннего холопства, подумал я. Доктор Че завещал выдавливать раба, выдавливалось-выдавливалось, а и не выдавилось. А кто сегодня не холоп?

– Привет, – на всякий случай повторила Анна.

Без акцента все же.

– Привет, – улыбнулся я.

Мама моя же ей обрадовалась и сказала, что нам вместе будет чрезвычайно весело, хотя день предстоит долгий и трудный. Мама объявила, что она должна увидеть все то, что увидела тогда, в первый раз, восемнадцать лет назад.

– Не каждому дано, – сказала она, – пройти по улочкам своей молодости, ах.

Я это пока не очень понимаю, у меня у самого молодость еще. Но грустно случается, как многим в эти годы, мама права. Ну да, узнаешь, что Деда Мороза нет, что на Марс ты вряд ли полетишь, что о будущем надо задумываться сейчас, вот прямо думать-думать, не покладая рук.

– Сегодня я буду вашим гидом, – сказала мама. – Анна, вы не против? Вы мне будете помогать, хорошо?

Анна была не против.

Мы покинули прохладную гостиницу, повернули направо и опять окунулись в старый город.

Днем Гавана выглядела хуже. Вся городская разруха, спрятанная тьмой и золотыми фонарями, при свете вылезла наружу. Видно, что построено давно и давно не ремонтировалось. Анна от этого немного застеснялась и стала объяснять, что в старом городе ничего нельзя чинить, надо получить особое разрешение, а разрешений этих не дают – оберегают памятники архитектуры, вот так и приходится. Похоже, кстати, на то. Мы шагали по улицам, я смотрел по сторонам, и точно, люди были отдельно от города. Они хотя и сидели на порогах и подпирали стены загривками, но своим жилищам не очень принадлежали, в гости будто сами к себе заглянули. Забавная особенность, сразу мне приметилась. Люди не очень соответствовали городу. Это редко, обычно люди приживаются, а здесь нет, все по поверхности.