Пепел богов. Трилогия (СИ)

Аси кивнула, всхлипнула и побежала к южному куполу, от которого начиналась крутая лестница в ее покои. Гвардейцы разошлись в стороны, пропуская правительницу. Нет, на верхней галерее было хорошо. Дышалось легче, не пахло копотью из масляных ламп. Да и не наблюдалось ни суеты, ни угодливых физиономий вельмож, ни испуганных рож челяди. В самом деле, кто еще, кроме стражи, мог подняться на верхние галереи? Одна лестница проходила через покои ишки, другая вела наверх из покоев иша. И та и другая охранялась ветеранами гвардии. Выходит, только сам иша, ишка, две ее сестры, Ирхай, Хартага да один из двух братьев иши? Может, и не стоило разорять гнезда? Когда-то Аси восхищалась щебетом птенцов. Да уж. Нелегкая судьба выпала дочери урая Хилана. Кем она была в двадцать с небольшим? Засидевшейся в девках красавицей, на которую однажды обратил взор сын урая Хурная, робкий и обстоятельный долговязый парень, начинающий седеть с юных лет кессарец Вава? Знал ли он, что станет ишей? Вряд ли. Никто этого не знал. Прошлый иша был еще не стар, править бы ему и править. Тогда отчего Вава выбрал Аси? Да, ее старшая сестра Тупи была замужем за Мелитом — старшим братом будущего иши, и это могло послужить поводом для знакомства, но не для женитьбы. Что Вава нашел в Аси? Пленился ее кудрями и тонким станом? Но у младшей сестры Аси — Этри — и стан тоньше, и кудри гуще, пусть они и пепельного, а не золотого цвета, да и на лицо она явно красивее своей сестры. Да и что толку от стана, если Аси не может иметь детей? Почти сразу после знакомства с Вавой заболела, простудилась, упав в ледяную воду Хапы, едва не лишилась разума, ни с кем не разговаривала больше года. Целый год заново училась ходить. Долго приходила в себя. Но впервые улыбнулась, когда увидела именно Ваву, который, к тому времени став ишей, в свою очередь не забыл о веселой смешливой девчонке, не согласился на предложение будущего тестя обратить внимание на его младшую дочь, решил навестить среднюю. Тогда Аси и пошла на поправку. И вот как срослось: Аси не может иметь детей, а ише нельзя иметь детей, и, кроме Аси, ему никто не нужен. Вот так-то.

Ирхай оглянулся, вздрогнул, услышав хруст под ногой. Наклонился, разглядел выпавшего из гнезда и раздавленного птенца, раздраженно сплюнул и тяжело задышал. Все-таки следовало выпороть спальничего. Постельничий кивнул, соглашаясь сам с собой, и поплелся к лестнице в покои иши, проклиная спину, вздумавшую заболеть в самом начале лета, и отказывающие ему в этот день голову, суставы и сердце.

Иша, несмотря на вечерний час, и в самом деле отыскался в зале совета. Он сидел в мягком высоком кресле, закутавшись в темно-красную тунику, ежился, словно под оклеенными кожей вепря сводами гуляли зимние сквозняки, тянул к выложенным перед ним на бронзовое блюдо раскаленным углям руки. За его спиной, присев на высокий хурнайский стул, замер напоминающий сжатую в комок пружину Хартага с коротким копьем в руке. Справа на широкой скамье сидел, опустив голову, старший брат иши — старшина Тулии седой Мелит. Тремя ступенями ниже, в центре округлого зала, стоял посеченный шрамами и морщинами воевода гвардии Квен.

Ирхай привычно упал у порога на колени, хотя мог преклонить только одно из них, поднялся, ухватившись за резной дверной косяк, и поплелся к правой скамье. Если уж делить неурочные посиделки, то со спокойным и мудрым Мелитом. Тем более что иша и в самом деле был не в себе. Обычно спокойные глаза его провалились, поблескивали искрами тревоги и ненависти. Пальцы слегка подрагивали.

— Ты слышал? — глухим, словно растерявшим все высокие ноты голосом обратился к постельничему иша. — Ты слышал? Я приказал высечь старшину северной башни, а Квен снял у него с руки лоскут кожи, да еще вздумал защищать негодяя.

Лоб иши покрывал болезненный пот. Волосы торчали слипшимися клоками.

— О ком речь? — как можно мягче спросил постельничий, присаживаясь рядом со старшиной Тулии.

— О старшине Эппе, — склонил голову воевода Квен, широкоплечий воин, который при предшественнике иши заправлял ловчими. — Я наказал Эппа своею волею до того, как его приказал наказать блистательный иша, и наказал жестоко, шрам на руке останется до конца его дней, но теперь, когда я слышу веление блистательного иши еще и высечь ветерана, мое сердце обливается кровью. Плетка не оставит шрамов, но я лишусь старого гвардейца. Он не переживет позора. Он не луззи, чтобы наказывать его плетьми. Я не противлюсь воле правителя, я молю о пощаде для старого воина.

— Я вправе высечь плетьми любого, — отчеканил иша. — Даже любого из вас!

— Разве я позволил себе хотя бы на мгновение усомниться в твоем праве, блистательный иша? — встал на одно колено Квен. — Я готов принять плети на свою спину. Один на один с тобой, правитель. Пусть все выйдут, и я скину одежду. Хотя Хартага пусть останется. Он ведь что-то вроде твоей тени? Но если ты захочешь сечь меня даже во внутреннем дворе замка, я уже не говорю о порке на площади, тебе придется сечь мое мертвое тело. Моя честь стоит дороже моей жизни!