Пепел феникса

Каурый недовольно всхрапнул, когда Максим не усадил даже, а безо всяких церемоний зашвырнул в седло Оленьку, и чуть припал на задние ноги, когда следом запрыгнул сам хозяин.

– Ну, выручай, дружочек! На тебя теперь одна надежда!!!

Вражеская стрела настигла Максима уже в воротах, впилась железной осой под левую лопатку, выбила из горла крик и фонтан крови. До чего ж нехорошо вышло. Хотел удаль молодецкую показать, а залил кровищей Оленькину одежду. Нужно освободить каурого от лишней ноши, все равно он больше не жилец, а девочка может и спастись…

– Держись! – Маленькая ручка насмерть вцепилась в пояс. Станешь спрыгивать, непременно ее за собой потянешь под копыта жеребца. – Максимушка, держись, родненький. Только держись…

До чего ж радостно перед самой смертью услышать нежнейший этот голосок! Знать, не зря он прожил на земле четверть века, раз в последний путь его провожает ангел…

– …Ну что же это?! Лихорадка уже спала, а он все в себя никак не придет. – Из небытия его вызволил смутно знакомый голос. Он даже не сразу понял, что говорят не по-русски, а по-персидски.

– А что же ты хочешь, девочка? Мне острие стрелы пришлось почти из самого сердца ножом вырезать. Кто вообще может выжить после такого? – А вот этот голос был ему совершенно незнаком, мужской, надтреснутый, как старый глиняный горшок. – И чего ты удумала пеплом рану засыпать?! Кто тебя только учил такому варварству?!

– Я знаю, что делаю, дядюшка! Мне папенька рассказывал, как надо. Но отчего же так долго-то?!

Максим открыл глаза в тот самый момент, как узнал этот звонкий встревоженный голос. Оленька! Живая и невредимая! Да и он сам, похоже, поспешил с жизнью проститься, раз в груди все огнем горит, и дышать больно. Ничего, боль – это хорошо. Отец говорил – болит, значит, заживает. Вот и у него заживает…

– Максимушка! – прохладная ладошка нежно коснулась его щеки. – Очнулся!

Уже ради одной этой встречи стоило побороться со смертью, уж от этого ласкового обращения на сердце полегчало…

– Хозяйка… – он попытался сесть и тут же задохнулся от нестерпимой боли.

– Ай, что ты делаешь?! Шайтан тебя побери! – запричитал древний, загорелый до черноты старик. – Не для того я семь ночей не спал, чтобы ты сейчас из-за своей прыти аллаху душу отдал! Лежи! Лежи, кому велено!

– Где мы? – Лечь-то он лег, потому что сидеть никак не получалось, но ведь нужно же знать, каких еще сюрпризов ожидать от жизни.