Пепел феникса

– Так ведь не всегда человеческий опыт отмеряется прожитыми годами, Ольга Федоровна, – подхватил ее легкомысленный тон барон. – Иной раз и нескольких дней достаточно, чтобы понять все и про себя, и про других. Впрочем, мы уклонились от темы. Так что там ваш подозреваемый, Федот Антипович, дал уже признательные показания? – Изящным и одновременно небрежным жестом он взмахнул столовым ножом.

– Пока не признался, шельма, но признание – это лишь вопрос времени.

– Ну, с вашими-то головорезами любой сознается, – многозначительно фыркнула графиня Пичужкина, и от слов ее дылда Косоруков вроде как стал ниже ростом и подрастерял изрядную долю пафоса.

– Неправда ваша, дорогая Ольга Федоровна, мои люди на службе отечеству живота своего не щадят…

– Ну, коль даже своего живота не щадят, так что им до чужих животов?! – отмахнулась графиня, и Андрей Васильевич почувствовал к ней просто небывалый прилив симпатии.

– Времени у вас, Федот Антипович, до конца недели, – откашлявшись, вступил в беседу молчавший до того губернатор. – Негоже, чтобы такое громкое дело долго нераскрытым оставалось, это вредит нашей репутации. И вот еще что, – он недовольно нахмурился, – ваше рвение похвально, но вы все ж таки не у меня на докладе, а за одним столом с дамами, так что попридержите подобные истории для более подходящего случая.

Вот за что Андрей Васильевич любил губернатора, так это за немногословность и какую-то особенную весомость. Всего пары фраз хватило, чтобы поставить на место зарвавшегося Косорукова и направить беседу в более спокойное русло. Впрочем, скоро словесное это русло сделалось даже слишком спокойным, до такой степени, что часть гостей не стала дожидаться обещанных бароном фейерверков, а разъехалась по домам. Кто ж мог подумать, что той ночью небо расцветит иной, куда как более яркий огонь?!

* * *

Не то чтобы Любаша верила во все, что рассказала ей Анюта, но кое-какие сомнения в душу все-таки закрались. Про то, что татуировка светилась и выключенный телефон звонил – это подруге скорее всего с перепугу показалось, из-за нервного истощения. И коньяк, опять же. Анюте пробку дай понюхать – она и захмелеет, а тут не пробка, а целый стакан, так что всякое могло привидеться.

Но вот сон! Сон – это серьезно и очень важно. Любашина бабушка, царствие ей небесное, к снам относилась очень уважительно и внучку учила. К бабушке на консультации вся деревня ходила, и не только бабы да девки, а и мужики. Однажды, было дело, даже председатель заглядывал, когда кто-то поджег теплицу вместе с дороженным голландским оборудованием. Председателю тогда крупные неприятности светили, и сны стали сниться, как он думал, на нервной почве, а председательская жена считала, что вещие. Вот он и пришел от безысходности. А бабушка послушала, послушала и сразу сказала, что теплицу поджег тракторист Венька Симаков из мести за то, что председатель его за пьянки премии лишил. У Веньки дома тогда и улики нашли, спер из теплицы, гад такой, все вентили и заглушки, хотел, наверное, продать, да не успел. Вот и думай после такого, вещие у людей сны или так – игры подсознания.