Пепел и алмаз

— Ладно! Подождите-ка, ребята, сейчас раздобуду для вас стопочки… Сидите спокойно, не беда, если нас вместе увидят. Разве возбраняется сидеть со старым школьным товарищем? Эй, пан старшой! — позвал он стоявшего в дверях официанта. — Две стопки и два стакана содовой.

Минуту спустя он привычным движением разливал водку.

— Ваше здоровье! Водой запивайте. В жару с водкой лучше всего содовая идет.

— Блеск! — воскликнул он, потирая руки, когда все осушили по стопке. — А теперь можно и о делах поговорить. Гроши принесли?

— Принесли, — ответил Алик.

— Сколько?

— Десять бумаг. Остальные при получении.

— Порядочек. Может, завтра получите товар. Куда доставить?

На этот раз Алик дипломатично промолчал, предоставив слово Шреттеру.

— В парк, — ответил Юрек. — В шесть часов вечера, у второго пруда.

— Далеко, черт возьми! — Климчак скорчил недовольную гримасу. — А тележка с мороженым там пройдет?

— Пройдет, — заверил его Алик.

Климчак подумал немного.

— Ну, ладно! — согласился он наконец. — Сильны ребята, а, Франек? Ловко они все это придумали. Не подкопаешься! — Он отхлебнул немного воды, — Покончим с этим делом и послезавтра сматываемся. Проедемся по побережью, посмотрим, что и как. Нам над» немного проветриться. Ему тоже здешний климат противопоказан, правду я говорю, Франек?

— Кончай трепаться! — разозлился тот.

— Ладно! Молчу. Вот только денежки получу — и до завтра.

Шреттер полез в карман за конвертом с деньгами, но Алик толкнул его под столом.

— Шухер! — буркнул он. — Старик идет.

Шреттер посмотрел на улицу и выпрямился.

— Одну минуточку, — сказал он спокойно.

Посередине тротуара в том же светлом костюме и с тростью в руке шел Котович, прямой и подтянутый, как юноша. Бросая с высоты своего роста беглые взгляды по сторонам, он направлялся прямо в кафе. Шреттер быстро встал и пошел ему навстречу.

— О, кого я вижу! — обрадовался Котович, — Добрый вечер, дорогой мой.

Он с чувством потряс его руку.

— Януш вернулся? — спросил Шреттер.

Лицо Котовича омрачилось.

— Негодяй!

— Не вернулся?

— Теперь он совсем может не возвращаться. Понимаете, дорогой, в какое положение он меня поставил? Какие у меня из-за него неприятности? Позор!

— Да, представляю себе. Но я не могу понять…

— Тут и понимать нечего. Все ясно. Увы, ясно, как божий день. Негодяй!

— Но, может, с ним все-таки что-нибудь случилось?

— С ним? — Котович удивленно поднял кустистые брови. — Разве вы не знаете своего друга? Тут и говорить не о чем. Пьянствует небось или, прихватив деньги, удрал с какой-нибудь девкой. Я слишком хорошо знаю своего сына. К сожалению, он не похож на вас. Ну, ничего не поделаешь! Не каждому бог дарует хороших детей. В семье, как говорится, не без урода. А вы можете поставить крест на своем друге, он недостоин вас, это говорю вам я, его отец!

Попрощавшись со Шреттером, он направился между столиками в глубь веранды, поминутно приподнимая шляпу и с любезной улыбкой раскланиваясь со знакомыми. Он знал всех сколько-нибудь известных людей в городе и сам был популярной личностью.

Станевич, сидевшая с доктором Дроздовским, издали заметила его величественную фигуру. Она обрадовалась и стала махать ему рукой, чтобы он подошел. Не переставая по дороге кланяться, он протиснулся к их столику.

— Мое почтение, дорогая пани! Добрый вечер, доктор! Какая приятная встреча. Как ваше самочувствие?

— Отлично! — засмеялась пани Кася. — Разве можно себя плохо чувствовать после такого замечательного вечера, какой вы нам устроили.

В соломенной шляпе с широкими полями, в пестром летнем платье, веселая, слегка возбужденная, с блестящими глазами, она казалась моложе своих лет. А чернявый Дроздовский в белом полотняном костюме больше, чем когда-либо, был похож на южанина: испанца или итальянца.

— Разрешите? — Котович указал глазами на свободный стул.

— Ну конечно, прошу вас, садитесь. Я так мечтала вас встретить.

— Вы?!

— И знаете почему? У меня к вам, дорогой пан директор, большая просьба.

— Всегда к вашим услугам. — Котович прижал руку к груди. — Для вас я на все готов.

— К сожалению, это весьма тривиальная просьба.

— Ничего не поделаешь. Не одной духовной пищей жив человек.

— Правильно, — вмешался в разговор Дроздовский. — Я как врач могу это засвидетельствовать. Разрешите, я сам изложу пану директору вашу просьбу?

— О да, пожалуйста! — обрадовалась Станевич. — Я всегда теряюсь, когда надо говорить о подобных вещах. И потом — я ровно ничего в этом не смыслю.

Дроздовский пододвинул свой стул поближе к Котовичу.

— Дело вот в чем. У пани Станевич есть кое-какие сбережения — золото, украшения…

— Понятно, понятно, — сказал Котович.

— Она хотела бы обратить это в деньги.

— Правильно! И весьма похвально! Деньги должны жить, быть в движении, приносить прибыль. Все понятно. Вопрос исчерпан. Можете на меня рассчитывать. Когда прикажете к вам прийти?

Пани Кася посмотрела на Дроздовского.

— Может, завтра?

— Да, лучше всего завтра, — любезно осклабившись, подтвердил Дроздовский. — Скажем, завтра днем.

— Отлично! — Котович наклонил голову. — Быстрота — залог успеха. Завтра днем я являюсь к вам. Решено.