Пепел и алмаз

К нему сразу вернулось самообладание. Только сердце еще билось учащенно, но вот и оно успокоилось. Уверенным движением Подгурский снял трубку и набрал номер госбезопасности. Он чувствовал, что сидевший по другую сторону стола Косецкий напряженно следит за ним. Но охваченный внезапным беспокойством, что не застанет Врону на месте, Подгурский даже не взглянул на него. Как только их соединили, Врона снял трубку.

— Это я, — сказал Подгурский. — Здорово! Можешь уделить мне минутку?

— Когда? — спросил Врона. — Сейчас?

— Да.

— У меня?

— Конечно. Есть дело, которое должно тебя заинтересовать.

— Жду, — послышался лаконичный ответ.

Подгурский положил трубку и только тогда взглянул на Косецкого. Минуту они молча смотрели друг на друга. Из соседней комнаты доносились голоса и стук пишущих машинок. Чем дольше в этой большой, полупустой комнате длилось молчание, тем лицо Косецкого все больше бледнело, словно кровь отливала от него, и наконец стало землисто-серым. «Надо кончать!»— подумал Подгурский и, отодвинувшись прямо со стулом от стола, сказал, пожалуй, немножко громче, чем нужно:

— Пошли!

Косецкий не шевельнулся. Значит, все кончено? Он никак не мог уразуметь, взять в толк, что произошло в последнюю минуту. Было ясно только одно: нужно встать, и с этого момента он начнет медленно, шаг за шагом спускаться в пропасть. «Я проиграл», — мелькнуло у него в голове. Но одновременно появилось и смутное ощущение, что расплата еще где-то далеко, словно речь идет не о нем, а о ком-то постороннем. «Надеюсь, в снотворном они мне не откажут», — неожиданно для себя подумал он.

Хелмицкий глубоко вздохнул и сел на кровати.

Он очнулся от тяжелого сна с таким ощущением, будто проспал много часов подряд и сейчас уже ночь. Но это впечатление быстро рассеялось. В комнате царил полумрак, а на улице было еще светло. Часы показывали половину восьмого. Он поспешно вскочил, обтер потное лицо полотенцем, причесался и торопливо сунул в портфель свои вещи: пижаму, полотенце, мыло, зубную щетку и грязную рубашку. Потом надел и шляпу. Как будто все. Но, дойдя до двери, вернулся и вынул из стакана увядший букетик фиалок. Они еще источали тонкий аромат. Стряхнув воду, он сунул фиалки в карман пальто.

Портье удивился, услышав, что он освобождает комнату.

— Куда вам спешить? Ведь краковский поезд отходит в двенадцать с минутами.

— Ничего, — сказал Хелмицкий. — У меня еще кое-какие дела.

Старик поправил очки и стал выписывать счет

— Трое суток, — сосчитал он.

Хелмицкий кивнул.

— Совершенно верно.

Но ему показалось, что с того дня, как он пришел сюда снимать номер, прошла целая вечность.

Портье писал очень медленно, а считал и того медленнее. Хелмицкий сгорал от нетерпения. Наконец счет был готов, Хелмицкий расплатился, щедро прибавив старику на чай.

— Ах, совсем забыл, — спохватился он. — Дайте-ка мне сигарет. У вас еще остались венгерские?

Вот они, те самые, которые он в первую ночь курил с Кристиной.

Он сунул пачку в карман. Прощаясь, портье даже расчувствовался, словно провожал близкого родственника.

— Имейте в виду, — говорил он, тряся руку Хелмицкого, — пока я в «Монополе», вы всегда можете рассчитывать на лучшую комнату.

— Отлично! — улыбнулся Хелмицкий.

Уже в дверях он услышал голос старика:

— Будете в Варшаве, передайте Уяздовским аллеям привет от старого портье из «Савоя»…

Выйдя на рынок, Хелмицкий успокоился. Минуту он постоял в нерешительности, потом медленно пошел по тротуару. Вход в ресторан был уже освещен, и дверь то и дело открывалась, впуская посетителей. По радио передавали последние известия, и под репродуктором толпился народ. Тот же голос, что и днем, отчетливо разносился над площадью. На домах развевались красно-белые флаги. Посреди площади сколачивали из досок трибуну. По бокам вбивали в землю высокие флагштоки.

Он дошел до угла и круто повернул. В глубине площади, откуда отправлялись рейсовые автобусы, стояли два грузовика. Он подошел к расписанию. Последний автобус на Калиновку ушел час назад. Следующий — в семь утра. Он спросил у шоферов, куда они едут. Один ответил, что никуда, другой ехал в Варшаву.

— А вам куда надо? — поинтересовался первый.

Хелмицкий назвал следующий за Калиновкой населенный пункт. Шофер покачал головой.

— Что вы… На ночь глядя ехать в такую глушь?

Хелмицкий хотел что-то возразить, но увидел двух патрульных, шедших по тротуару. Ему показалось, что они направляются к площади. Он приложил руку к шляпе и медленно пошел в противоположную сторону. Дойдя до людей у репродуктора, он снова увидел патруль на углу и опять свернул в сторону. Вскоре он очутился на узенькой боковой улочке.