Пепел и кокаиновый король

Летят перелетные птицы в осенней дали голубой,

Летят они в жаркие страны, а я остаюся с тобой.

А я остаюся с тобою, родная навеки страна!

Не нужен мне берег турецкий и Африка мне не нужна.

Немало я стран перевидел, шагая с винтовкой в руке,

Но не было большей печали, чем жить от тебя вдалеке.

Немало я дум передумал с друзьями в далеком краю,

Но не было большего долга, чем выполнить волю твою.

«Летят перелетные птицы»

Музыка М. Блантера, слова М. Исаковского

За свои сорок два года Лопес встречал русских редко, потому что большую часть жизни провел в колумбийских джунглях. Но первое знакомство с русскими Лопес не забудет никогда.

Испокон веку считавшийся самым криминальным городом Колумбии, Медельин мало изменился за последние тридцать лет. Разве другие вырывались из окон и дверей мелодии, в других машинах богатые парни катали своих девчонок, да еще волосы прежде стремились отрастить подлиннее. Ну и конечно квартал от улицы Санчеса до улицы Конкистадоров перестал быть окраиной, за которой начиналась городская свалка.

Пятеро братьев, две сестры, отец до вечера работает на стекольном заводе, до ночи сидит в баре Химентеса. Мать в памяти Лопеса осталась вечно развешивающей белье во дворе или судачащей с подругами возле колонки. Еще от детства остались в памяти футбол, рейды на свалку и драки. Бесконечные драки со своими и чужими.

Воспоминания…

Лопесу шестнадцать. Возвращается из Боготы старший брат Энрико. Его не было дома год. Приезжает на неделю, в хорошем костюме и с деньгами. Еще через год придут вести, что Энрико убит в перестрелке с полицией. Но пока он жив и выглядит шикарно, особенно для их квартала.

Лопес дерется с двумя парнями из другого квартала, цеплявшимися к его девчонке. Энрико покуривает неподалеку, не вмешиваясь. Лопес выходит победителем, зарабатывая несколько синяков. Синяки для него, как для девчонок накрашенные губы. Энрико уходит, ничего не говоря.

Вечером Энрико протягивает Лопесу бумажку с адресом:

— Завтра в пять. Спортивный клуб. Я договорился. Будешь заниматься боксом. Потасовки на улице бросай. Еще увижу с сигаретой — убью. Я буду звонить в клуб, узнавать, как у тебя дела. Ты понял, что это значит?

Это были последние слова, слышанные Лопесом от Энрико.

Тренировки. Бег, скакалка, отжимания, «груша» приняла не меньше миллиарда ударов. Тренировочные бои. Первые бои на ринге спортклуба. Полутяжелый вес. Победы местного значения. Больше половины их них — нокаутом. Первые деньги, которые кажутся невероятными. Его авторитет в квартале растет как на дрожжах.

После одного из боев в раздевалку протискивается человек с огромными плечами и животом, с сигарой в зубах, опаляющей роскошные усы. Присаживается рядом на лавку. Та скрипит. Аромат настоящей и ужасно дорогой гаванской сигары так не похож на табачные запахи, плавающие по его кварталу.

— Я — Пабло Гомес. Слышал про меня?

Конечно, Лопес слышал. Это Гомес тренировал Кастильо-молотобойца и Симона Диаса.

— У тебя неплохие задатки, сынок. Тебе нужна школа. Пойдешь ко мне?

Отказываться было глупее глупого. Подвернулся настоящий шанс. В то время пределом мечтаний юного Лопеса было войти в бар Химентеса, щелкнуть пальцами, облокотясь на стойку: «Мне как обычно, Гучо». И, потягивая виски (обязательно виски «Single malt Cragganmore» — напиток людей, нашедших в жизни место), обводить взглядом заведение. Отвечать на кивки и приветственные взмахи рук. У Химентеса всегда хватает посетителей. Под потолком жужжат вентиляторы, лениво проворачивая огромные лопасти. Табачный дым, смех и звон посуды.

Потом оставить виски на стойке, подойти к выбранной девице. Но чтоб та обязательно была со своим парнем. И увести ее, обняв за талию, из бара (та счастлива, что Лопес ее выбрал). И чтоб ее парень дернулся вдогон, но его дружки удержали бы его, хватая за руки и торопливо объясняя, кто это был.

И вдруг с сигарой в зубах и с животом, свешивающимся на ремень появилась возможность шагнуть в эту мечту…

Со следующего дня в другом зале, в другом районе Медельина, Пабло Гомес начал на тренировках выдавливать из Лопеса сок, как из винограда.

— Много таких, как ты, сынок, тянет руки из канав. Чтоб тебя оттуда вытащили, надо самому попотеть.

Так говорил Пабло Гомес. И Лопес потел.

Его начали ставить в бои. Ринги, на которых он теперь выступал, были не так зашарканы ногами, канаты не протерты до волокон, залы чище и просторнее, скамьи для зрителей со спинками и публика заметно поденежнее. Лопес подавал надежды. О нем стали хорошо отзываться знатоки.