Пепел и кокаиновый король

Франтишек Новотны с самого детства готовил своего сына Бедржиха к приему династической эстафеты, несколько лет тренировал в младших кельнерах. А после падения коммунистической власти со словами «Моя эпоха прошла, наступила твоя эпоха» Франтишек передал уже совсем взрослому Бедржиху полномочия, кран, шапочку и, главное, трубку Ярослава Гашека[14] Может быть, из-за этой самой трубки так легко удавалось семейству Добиаш-Новотны сохранять свои позиции в ресторане, потому что каждый чех знает эту трубку, ее знает и каждый не-чех, кто побывал в Праге, а значит побывал и «У калиха». Трубка — законная, документально подтвержденная собственность их семьи.

Дед Ладислав Добиаш любил рассказывать историю этой трубки. Гашек частенько заглядывал в пивную на Боиште. Хотя, правды ради, следует заметить, что и в другие пивные центра Праги он заглядывал не реже. Пиво Гашек уважал, особенно черное, и вел пивной образ жизни, Швейка своего сочиняя за кружкой. Трубкой Гашек расплатился, когда не смог расплатиться кронами. Трудные дни случались даже у Гашека. Вместе с трубкой великий писатель оставил расписку, где указывал сумму долга, возместив который он должен получить трубку назад. Но он так и не выкупил трубку. Или забыл про нее, или не нашел денег, а то и пожалел их. При коммунистическом режиме в разговоре с официальными лицами, например, с биографами «пана Ярослава», дед Ладислав придерживался версии, что для Гашека тогда наступили черные дни буржуазной травли. Реакционная пресса, улюлюкая, по всем фронтам начала преследовать прогрессивного писателя, и тому стало не до житейских мелочей вроде трубки.

Как бы там ни было, а ныне знаменитую трубку, которую на ночь запирают в ресторанном сейфе, пан Берджих Новотны сжимает в зубах, мусолит губами от открытия до закрытия заведения. Без нее он уже чувствует себя так же неполноценно, как ковбой без жевательной резинки.

Наполнив четыре кружки пивом «Праздрой», пан Новотны выставил их на поднос, который понесет клиентам младший кельнер Микулаш, и поставил диск Карела Готта «AllofLyrics». Ему, пану Новотны, сорок пять, он воспитывался под песни Карела Готта, он первый раз влюбился, танцуя под версию «Oh, Pretty Woman» Карела Готта, он свою первую крону заработал под песню Карела Готта «Tu 104»… И пусть морщатся за столами. Он здесь главный. А не нравится — в Праге много еще пивных заведений. А уж что интерполовцы морщатся — так это и вовсе прекрасно. Доходов от них никаких, только стулья занимают, еще и неприятностей, гляди, накличут. Новотны знал твердо — он скажет спасибо преступнику, если тот придет поскорее и избавит…

На этой мысли пана Бедржиха Новотны слева разлетелось оконное стекло, и в ресторан, как вода из прорванной трубы, хлынул густой серый поток, знакомо и пронзительно пахнущий…

* * *

19. 47. По электронным часам на приборной панели бетоновоза фирмы «Шкода».

Чтобы предельно точно классифицировать совершенное Пеплом противоправное деяние, необходимо прибегнуть к кинжальному языку протокола.

Значит так: имело место разбойное нападение на бетоновоз с применением насильственного выселения шофера из кабины и перемещения указанного лица на свалку покрышек в промышленной зоне между цементным заводом и фабрикой «Ферромет». Далее потерпевшему были нанесены внутренние повреждения путем вливания в оного ликера «Бехеровка» емкостью пол-литра, что не позволило потерпевшему вовремя опомниться, вовремя прибыть к средствам связи и просигнализировать куда следует. В виду вышесказанного угнанный бетоновоз, соблюдая правила дорожного движения, без помех проследовал по магистралям чешской столицы и был припаркован в одном метре двадцати сантиметрах от окна пивного ресторана «У калиха».

Пугая пражских голубей, бетоновоз фирмы «Шкода» с гудением вращал огромный барабан с бетоном. Толстый гофрированный шланг, подсоединенный к сточному желобу бетоновоза, вздрагивал, как жирный агонизирующий удав, вываливая в разбитое окно шикарный светло-серый раствор. Случившиеся поблизости пражане и гости чешской столицы ничего не поняли.

Пепел быстрым шагом дошел до входа, увернулся от выскочившего из дверей швейцара с багровым лицом и выпученными глазами, и ступил на территорию знаменитого пивного ресторана.

— Policie! Policie!!! — за спиной Пепла будоражили улицу надсадные крики швейцара.

Внутри заведения разгоралась паника. Люд ломил на выход. Два расторопных официанта ловили убегающих, разбросав руки и заклиная про неоплаченные счета и честность. Убегающие не очень-то давались: выскальзывали, уворачивались, отталкивали ловцов, при этом ругаясь громко, охотно и с чувством полной своей правоты. И всем было не до наивного туриста, идущего не в ту сторону, против всеобщего течения. Пепел любил, когда всем становилось не до него. В такой обстановке работалось гораздо легче.