А теперь можно понемногу вводить изображение, освещать мою комнату. Катуар стоит напротив большого окна, силуэтом ко мне, ее левого плеча с литерой «А» почти касается шпиль Университета. Она курит, и искры вылетают в окно, сжигая все на своем пути.
Катуар оглядывает комнату, словно прозревает. Гипнотизирует лампочку над тахтой, что висит на нитке бледного провода:
— Почему Брюлович не сделал тебе люстру?
— Сделал. Огромную и хрустальную. Но это был кошмар.
Перебивка. Марк застыл на тахте с открытым ртом, откуда торчит кровоточащая хрустальная подвеска. Марк мертв, глаза покрылись патиной. Люстра качается над ним, победно вызванивая мотив «Ах, Арлекино, Арлекино…».
— Ты просто сумасшедший!
Катуар смеется, склоняясь так, что волосы касаются дубового паркета. Руку с окурком она отбросила влево, как полупловец перед стартом.
— Почему сумасшедший? Я был уверен, что эта люстра грохнется на меня и раздавит. У меня головные боли начались из-за этого. К черту такой ампир!
— Тебе надо сделать абажур — легкий, невесомый. Безопасный.
— Да? Вряд ли Брюловича заинтересует такой дешевый проект. Скотина. Убийца.
— Перестань. Куда бросить окурок?
— В окно.
— Что это за плебейские замашки у тебя? С такой-то благородной мебелью.
Она подходит к моему бюро, где лежит наглухо заколоченный ноутбук (марки не дождетесь, размыть изображение!) и возвышается черная мраморная ваза с песком.
— А вот и чудесная пепельница! — Катуар собирается проткнуть сигаретой азовский песок.
— Нет! — Я вскакиваю, путаюсь в мантии. — Нет! Нельзя!
— Почему? Это же песок. Просто песок.
— Нет. Это не просто песок. Это нечто иное.
— Я же вижу — песок, — Катуар запускает руку, ворошит с наслаждением, смеется, вынимает ладонь и считает песчинки на пальцах. — Да, песок. Из него можно построить песочный замок. Если намочить.
20
ФЛЕШБЭК. ТРИ ГОДА НАЗАД.
На новой даче Требьенова, близ станции «Турист», лежа на смятых флоксах, с копченым шампуром в сердце, я смотрю в небо и улыбаюсь самолетику, который притворяется сверкающим НЛО. Он скачет зигзагами. Знал бы летчик, сколько я выпил, — поискал бы другой маршрут. Я слышу сквозь кусты сирени пыльный голос Требьенова, он проповедует смиренным гостям:
— Мне кажется, этот роман заслуживает постановки. Я уже устал от упреков, что, экранизируя роман «Упс!», я тем самым пытаюсь приблизиться к власти. Зачем мне эта близость? Я достаточно успешный режиссер, и от власти мне ничего не нужно. Кроме того, где доказательства того, что роман написал именно он. Сам он ничего такого не говорил. Я же вижу просто талантливую и очень актуальную вещь. «Актуальность» — мое кредо, уж извините. Да, я встречался с ним несколько раз, он невероятно обаятельный и образованный человек. Нет-нет, я это не к тому, что роман написал он. Хотя мы говорили об экранизации, но он проявил лишь сдержанный и вполне отстраненный интерес. Как зачем встречались? Меня позвали, и я пришел. Было бы странно отказываться от таких встреч, тем более, когда перед тобой не просто крупный госчиновник, а практически единомышленник. Мы одинаково смотрим на многие вещи, у нас схожая эстетика, общие ориентиры… — Требьенов сминает пергамент своего монолога, вдруг хихикает. — Только дачи в разных местах. Пока. Хотя тут у меня горнолыжные трассы кругом, а это сейчас актуально! — И снова строго. — А роман, повторюсь, очень талантливый…
Как же я ненавижу Требьенова! Зачем поехал сюда? Ах да, дочке нужен свежий воздух и не с кем оставить на два дня. Хотя какой воздух может быть у Требьенова? Но он, сволочь, так просил — я иногда вдруг чахну перед таким напором, у меня створаживается кровь и меня можно тащить багром, а я буду лишь страдать головокружением и падать отчаянно в кусты, в траву — подальше, потише.
Вечерний звон. Это мой телефон. Кто говорит? Стон.
— О-о-о… Как пусто, туманно кругом… Куда я его уронил?
Да вот он, притворился мышиной могильной плитой. Покрылся росой.
— Йорген? Слушаю тебя. Но предупреждаю…
— Ты выпил, это я уже слышу.
— Да! И съел много шашлыка.
— Тогда я лучше завтра позвоню. Может, машину за тобой прислать, ну?
— За мной не надо, а дочь лучше отвезти.
— Ты и ее с собой потащил?
— Пришлось. Я отбивался, но ее мама уехала в командировку… в какой-то Петербург. Где это, не знаешь?
— А ты почему не хочешь на машине поехать? Собираешься еще бухать?
— Нет. Ты же знаешь — иногда я езжу в электричках, чтоб слушать разговоры. Ты же сам все время упрекаешь меня, что диалоги слабоваты.
— Зато какие сюжеты, ну? Все, прекращай там. Мне нужна кровь твоей блондинки.
— К черту блондинку! У меня другая идея! Я решил сценарий сказки написать.
— Чего?
— Сказки. Простой сказки. Про принцессу по имени Катуар. Катуар. Смотри, она будет жить в песочном замке…
— Марк, я завтра позвоню.
— Нет уж, постой! Чем тебе не нравится идея?
— Марк, какая сказка? Кто ее будет снимать?
— Ты найдешь режиссера. Я найду песок.
— Я не найду деньги.
— А ты поройся. Вот я сейчас в траве нашел мобильный телефон!
— Марк, это глупый какой-то разговор, ну?
— Что, я не напишу хорошую сказку про принцессу Катуар?