Пепел и песок

Хорошо. (Берет трубку, читает.) «Ах, Румина, блядская сила! Ты меня доконала — так ты ночью стонала». (Смотрит на Марка.) Что это?

МАРК (закручивая левой рукой волосы на затылке)

Не знаю. Такое присылают уже несколько лет.

КАТУАР Номера нет… Не пытался выяснить?

МАРК Нет. Нет.

КАТУАР Может, кто-то мстит тебе?

МАРК Катуар, птица, не будем об этом. Не будем.

КАТУАР Но… (После паузы.) Да, не будем.

МАРК Птица Катуар отличается умом и сообразительностью.

КАТУАР (показывая на черный обелиск) Смотри — Божена Сатановская. Любопытное имя.

МАРК Я ее давно приметил. Прожила… ээээ… 68 лет.

БОЖЕНА (из могилы) Вообще-то 69, ты плохо считаешь, математик!

МАРК Что ты сказала?

КАТУАР Могила ухоженная. Наверное, дети заботливые.

МАРК Или внуки. Или поклонники. Мы с Карамзиным ходили по нашему кладбищу в Таганроге, придумывали покойникам жизни.

КАТУАР Как мило. Тем более, что они ничего не могли возразить.

МАРК Да. Как ты думаешь — кто она была?

КАТУАР Работала в ателье, шила женские платья. Брала заказы на дом. Муж был талантливым дантистом. Трое детей со здоровыми зубами. Счастливая семья. Но в сорок пять лет Божена увидела, что она состарилась. Это случилось, когда она шила платье для молодой клиентки. Эта клиентка любила платья и маленьких собачек, больше о ней сказать нечего. Божена примеряла платье на себе — они были одного роста с клиенткой — и увидела свое лицо и шею. Она в отчаянии разрезала все платье ножницами. Но когда успокоилась — вспомнила, что клиентка должна прийти за заказом через час. Божена быстро нашлась — она достала из шкафа платье из зеленого атласа, которое сшила себе много лет назад, но муж назвал его вульгарным. Его Божена и отдала клиентке даром, сказав, что больше ничего у нее не получается. Клиентка была счастлива в платье с глубоким декольте клином, которое было похоже на перевернутую букву «А» — повыше груди проходила лента ткани чуть другого оттенка. Оставалось лишь немного ушить талию. А вскоре муж ушел вместе с клиенткой Божены и ее прекрасным платьем из зеленого атласа.

МАРК

И что?

КАТУАР

Божена бросила шить. Дети утешали ее, как могли. Муж присылал деньги, но никогда не появлялся в их доме. А она устроилась смотрителем в Музей стран Востока, где совсем состарилась. Ходила на работу в одной и той же кофточке. Однажды Божена увидела женщину в том самом платье из зеленого атласа. Она встала со стула, подошла и заглянула ей в лицо. Это была женщина, с которой двадцать лет назад исчез ее муж. Она совершенно не изменилась и была все такой же, румяной, тридцатилетней. Божена поняла, что сшила платье вечной молодости. Женщина, конечно, не узнала ее: «Бабуль, вы что?» Но Божена…

МАРК Подожди, Катуар. Тебя понесло в мистику. Давай без этого.

КАТУАР Хорошо. Божена была тренером по баскетболу…

МАРК Терпеть не могу баскетбол.

КАТУАР Из-за роста?

МАРК Из-за Буха. Он все время стирал в ванной свои майки после баскетбола. Потом развешивал. Меня это бесило.

КАТУАР Почему?

МАРК Просто бесило и все. Смотри — а что скажешь про эту женщину? Вон та могила — памятник в виде античной колонны.

КАТУАР Это… Пусть будет старая актриса по имени Амалия. Все звали ее Ами. Любила водку и писала мемуары. Стой! Я ощущаю себя героиней твоего сценария.

МАРК Так оно и есть. Ты моя героиня.

КАТУАР Я не хочу.

МАРК Почему?

КАТУАР Потому что ты уже знаешь финал. Марк, у тебя же нет ничего в жизни, кроме твоих сюжетов.

МАРК Теперь у меня есть ты. И я не знаю финала.

КАТУАР Сколько раз ты это говорил? Я пойду. У меня свой сюжет. И свое имя!

Она поворачивается и быстро идет к выходу. Марк пытается догнать Катуар, но он сильно хромает, и ноги коротки.

АМИ (из могилы, задорно) Не догоните, юноша, не догоните!

45

ФЛЕШБЭК. ТАГАНРОГ. ЗЛОЙ РОК.

Бабушка колышется около плиты. Блины, опять блины. Вечные блины. Их очень любит Карамзин. Но бабушка не любит Карамзина, называет его отца алкоголиком, а маму — женой алкоголика. Бабушка в своем байковом халате и полуразвалившимися ступнями ног сохраняет самодержавие.

Я хорошо помню вкусную спину бабушки в байковом халате, хотя лицо уже забываю. У меня тщедушная память на лица. Лучше всего помню судьбы. Но у бабушки не было судьбы, если не считать собраний жильцов во дворе, на которые она созывала магическим кличем. Никто не мог устоять перед зовом бабушки. Даже сосед, мастер похмельной резьбы по дереву. Он поднимался из гроба и шел на голос, не поднимая веки. Одаренные первой юношеской судимостью Перун и Ярило здороваются с бабушкой у подъезда и прячут окурки в кулаке.

Я выношу Карамзину блины украдкой, под покровом школьной сумки. Он жует их на диване фон Люгнера и провозглашает:

— Я настоящий червь мучной. Немного нервный, но ручной.

В этот раз тесто отвернулось от Карамзина. Бабушка, не оборачиваясь, глухо приказывает:

— Не носи ему блины.

— Кому?

— Шизофренику своему.

— Он не шизофреник.

— А кто еще? С таким отцом-алкоголиком.

— У него нормальный отец. Он ему книги привозит.

— И перестань плясать под его дудку!

— Блин, я не пляшу!