Пепел и песок

Теперь два человека в темных очках уже садятся в черный автомобиль в Сочинском аэропорту. Они не пили в самолете ничего, кроме томатного сока. Их никто не встречал. И они уже едут.

— А если он будет пьяный? — спрашивает один другого.

— Не будет. Я уже все узнал. — отвечает один другому.

Мы с Катуар спускаемся в лифте. Я держу в руках чемодан с нерожденными платьями и испуганным Лягарпом во чреве.

— Нога ноет.

— Почему? — Катуар гладит меня по плечику.

— К перемене мест.

На площадке у гостиницы «Перл» останавливается черный автомобиль. Марк, или как тебя там теперь, — берегись автомобиля!

Двери лифта печально расходятся. Перед нами с Катуар холл гостиницы с образцовым советским уютом и табличкой на ножке — «Ресепшн».

Из автомобиля выходят два человека в темных очках. В нарушенье привычной гармонии — оба через одну дверь. — Простите, заклинило! — кричит им водитель.

Катуар останавливается, спрашивает:

— А мы не скажем на ресепшене?

— Нет, мы не можем задерживаться.

— Тебе не тяжело?

— Чемодан накачали веселящим газом. Вперед!

Двое в темных очках входят в гостиницу через стеклянные двери, которые протирает пышной тряпкой женщина с азиатской порывистостью.

— Давай сразу к нему в номер? — спрашивает один другого.

— А я поищу его на пляже. — отвечает один другому.

— Нет. Я уверен, что он в номере. Какой пляж этому лягушонку?

И они движутся по холлу. Их окликает парка с ресепшна:

— А вы куда, господа?

Мы с Катуар минуем их (расстояние близкое, но они нас не замечают), приближаемся к стеклянным дверям. Я произношу заклинание:

— Сразу у входа садимся в такси, и будто нас тут не было…

Женщина с тряпкой вздыхает, глядя на нас.

Двое в темных очках уже что-то ответили парке. Та левой рукой указует:

— Так вот он, с чемоданом!

Двое оборачиваются.

Катуар вылетает на свободу, поднимает голову, смотрит на небо. Я с чемоданом на границе — между проклятым Марком и Сашей, который уже ступает на спасительную дорожку, усыпанную белой акацией. Правая нога уже там — левая, подлая, еще здесь. — Марк! Вы куда?

103

— И тогда Александр сказал: «Солдату через двадцать пять лет службы и то дают отставку. Мы поселимся в Ореанде, и ты, Волконский, будешь у меня библиотекарем». Император действительно купил имение в Ореанде, когда выезжал из Таганрога в Крым, а вернувшись, показывал план имения Елизавете Алексеевне, говорил, что там они обретут покой.

Бух безжалостно стряхивает листья и садится на осеннюю скамейку. Он в тренировочных штанах и куртке на молнии, только что играл в баскетбол, пахнет потом и старой резиной.

ТИТР: ЛУЖНИКИ. ГЕРОИ НА ПЯТОМ КУРСЕ ИСТФАКА МГУ.

— Так он действительно хотел сбежать, Бух? — Я в нетерпении устраиваюсь рядом и сажусь в маленькую лужицу. Холодное пятно в форме Италии растекается под штанишками горе-гнома.

Что делать подмоченному Марку? Будет сидеть, я сказал! Разогревать остатки ночного дождя. Бух прислушивается к ударам по мячу и отвечает тихо, как на похоронах:

— Очень много свидетельств за это. Его преемник, брат Николай, старательно уничтожал архив Александра, но мемуары всех современников уничтожить сложно. Завещание Александр составил задолго до отъезда в Таганрог, оно тайно хранилось в Успенском соборе Кремля. И завещание он писал, будучи совершенно здоровым, явно не собираясь умирать. При этом в его походных бумагах был найден церемониал погребения бабки, Екатерины Великой. Зачем-то он взял его с собой…

— Собирался инсценировать смерть?

— Я не могу утверждать этого, как не могу утверждать обратного. Нет никаких прямых свидетельств, хотя, конечно, для императора пойти на такой трюк в духе французской комедии было малоприемлемо. И надо помнить, что здоровье Елизаветы Алексеевны было совсем плохо, как раз ее смерть была ожидаемой, так что скорей Александр уже задумывался о том, как хоронить несчастную Lise — с почестями, которые хоть как-то могли искупить его грехи перед ней. Но мотив бегства от престола в разговорах с близкими отчетливо звучит последние годы его жизни. Еще в 1819 году он сказал брату Константину, что очень устал править. Особенно явственно им овладела хандра после страшного петербургского наводнения 1824 года. Ну, «Медный всадник» ты хотя бы читал, надеюсь… А когда открылся грандиозный заговор Южного и Северного обществ, в котором участвовал цвет молодого дворянства, Александр совершенно определенно почувствовал страх и смертельную опасность, которые перешли в полную политическую апатию. Надо было принимать жесткие меры — Александр на это произнес знаменитое: «Не мне подобает карать…» — Бух поднимается и уже громко заключает свою надгробную речь: — Слушай, что ты пристал? Сбежал — не сбежал! Вечером все расскажу. Я хочу еще поиграть.

— Вечером не расскажешь. Я переезжаю к Хташе.

— Уже сегодня? Мне говорил Бурново, но я думал, что после свадьбы… Жалко, я привык к твоему хаосу и сыру. Но с другой стороны — никто не будет мешать мне диплом писать.

— Который хотел писать я?