Пепел и проклятый звездой король (ЛП)

— Я уже второй раз вручаю тебе победу, дитя мое. Возможно, тебе стоит просто принять ее. Разве не все маленькие девочки мечтают стать королевами?

А ты? Я хотела спросить ее. А ты мечтала стать такой?

Вместо этого я прохрипела:

— Тогда скажите мне, как его спасти.

Ее идеальные губы сжались в тонкую линию, еще одна капля крови скатилась по подбородку от движения ее мышц. Она опустила ресницы, глядя на изуродованное тело Райна.

— Он уже практически мертв, — сказала она.

— Должно же быть хоть что-то.

На ее лице промелькнула еще одна неразборчивая эмоция. Возможно, искренняя жалость.

Она смахнула слезу с моей щеки.

— Узы Кориатиса спасли бы его, — сказала она. — Но я не могу быть той, кто даст их тебе.

Она поднялась и отвернулась. Я не поднимала глаз от искаженных черт Райна, которые расплывались от моих непролитых слез.

— Орайя из Ночнорожденных.

Я подняла голову.

Ниаксия стояла у изуродованного тела Саймона, подталкивая его пальцем ноги.

— Храни этот цветок, — сказала она. — Никто и никогда больше не сможет причинить тебе боль.

А потом она ушла.

Никто и никогда больше не сможет причинить тебе боль.

Ее слова эхом отозвались в моей голове, и из меня вырвалось рыдание, которое я так долго сдерживала. Я наклонилась к Райну, прижавшись лбом к его лбу.

Его дыхание, постоянно затихающее, было таким слабым.

Мне было все равно, что Саймон мертв.

Мне было все равно, что ришанцы отступают.

Мне было все равно, выиграла ли я свою войну.

Райн умирал у меня на руках.

Медленная ярость нарастала в моей груди.

Храни этот цветок.

Возможно, тебе стоит просто взять его.

Говорит та, кто слишком молода, чтобы видеть уродство своего упадка.

С каждым воспоминанием о голосе Ниаксии жар в груди нарастал.

Нет.

Нет, я отказывалась принимать это. Я зашла так далеко. Я стольким пожертвовала. Я отказывалась жертвовать и этим.

Я отказывалась жертвовать им.

Узы Кориатиса, — сказала Ниаксия. Но я не могу быть тем, кто даст их тебе.

Ответ был прямо здесь.

Узы Кориатиса мог создать только бог. И да, Ниаксия отказала мне. Но Ниаксия была не единственной богиней, к которой взывала моя кровь. Она была богиней моего отца.

Богиня моей матери была не менее могущественной.

Безумная надежда охватила меня. Я подняла глаза к небу — небу, все еще яркому и клубящемуся от истончающегося барьера между этим миром и другим. И может быть, мне это показалось, может быть, я была наивной дурой, но я могла поклясться, что чувствовала на себе глаза богов.

— Моя Богиня Акаэджа, — воскликнула я, и голос мой сорвался. — Я призываю тебя во имя моей матери, твоей последовательницы Аланы из Обитрэйса, в самое трудное для меня время. Услышь меня, Акаэджа, умоляю тебя.

И, возможно, я все-таки не была безумной.

Ведь когда я позвала, мне ответила богиня.

Глава

75

Орайя

Красота Акаэджи не была подобна красоте Ниаксии. Ниаксия была прекрасна так, как надеются быть прекрасными многие женщины, хотя и в миллион раз сильнее, у нее была сила, превышающая возможности смертного разума.

Красота Акаэджи, однако, была ужасающей.

Когда она приземлилась передо мной, я задрожала.

Она была высокой, даже выше, чем Ниаксия, с царственным, серьезным лицом. Но еще более внушительными, чем ее рост, были крылья — шесть крыльев, наложенных друг на друга, по три с каждой стороны. Каждое из них было окном в иной мир, в иную судьбу — цветущее поле под безоблачным летним небом, шумный человеческий город под грозой, бушующий огнем лес. Она была одета в длинные белые одежды, облегающие ее босые ноги. Из ее рук свисали струны света — нити судьбы.

Ее лицо наклонилось ко мне, мутные белые глаза встретились с моими.

Я задохнулась и отвела взгляд.

Секунда такого взгляда, и я увидела свое прошлое, настоящее, будущее, проносящиеся мимо слишком быстро, чтобы их можно было понять. Вполне уместно, что именно это можно было увидеть, глядя в глаза Ткачихи судеб.

— Не бойся, дочь моя.

В ее голосе было столько разных тонов — детского, девичьего, старческого.

Страх — это просто набор физических реакций, сказала я себе и заставила себя снова встретиться с взглядом Акаэджи.

Она опустилась передо мной на колени, с отстраненным интересом наблюдая то за Райном, то за мной.

— Ты звала меня, — сказала она просто.

— Ты ответила мне, — практически произнесла я, все еще находясь в потрясении от того, что она действительно это сделала.

Я подыскивала слова и не находила их. Но она взяла меня за подбородок, мягко, но твердо, и заглянула в мои глаза, словно читая страницы книги. Ее взгляд снова переместился на Райна.

— Ах, — сказала она. — Я вижу.

— Узы Кориатиса, — удалось сказать мне. — Я прошу тебя, Великая Богиня, об узах Кориатиса. Моя мать посвятила тебе свою жизнь, и я… я предложу тебе все, если…

Акаэджа подняла одну руку.