Сразу же приступаю к тщательному осмотру, потому что, кто знает, удастся ли мне ещё хоть раз побывать в гостях у Веберов. В комнате у Лии катастрофически много свечей: зажги я их все, и помещение в буквальном смысле слова будет в огне. От мысли об этом меня передёргивает; сразу вспоминается то странное видение в туалете.
Чтобы отвлечься, иду к шкафу: здоровенному, из тёмного дерева. Хватаюсь за ручку и дёргаю на себя. Брендовые платья, юбки, блузки, костюмы, сумки, туфли — вот, чего я ожидаю там увидеть.
И снова всё иначе.
Взгляд не знает, на чём остановиться, поэтому я осматриваю всё сразу. Книги в потёртых кожаных обложках, бутылочки с цветным содержимым различной консистенции, какие-то ножи, ножницы, иглы, шерстяные нитки, несколько картонных коробок различного размера, сухие и живые цветы, карты, разложенные в один ряд рубашкой вверх. И самое неприятное: терпкий, очень сильный и ненавистный мне запах корицы.
Я беру одну из карт и переворачиваю её лицевой стороной. В отличие от рубашки, выполненной в лучших традициях стимпанка с её механизмами, переплетающимися между собой в известном одному художнику танце, она представляет из себя обычный чёрный лист.
— Что за чёрт… — шепчу я и хватаю остальные карты.
На всех одно и тоже — чёрная пустота.
— Кто же знал, что всё повторится, — доносится до меня голос Лии.
— Вообще-то, все, — отвечает ей Ал. — Просто большинство делало — и, кстати, продолжает делать! — вид, будто всё в порядке вещей. И к чему, в итоге, мы пришли? Сбежали как крысы с тонущего корабля!
Я хочу быстро положить карты на место, но руки, как назло, перестают слушаться, и те дождём падают на пол.
Мне конец.
Двери открываются вместе с тем, как затихают голоса ребят.
— Слава? — всё, что может произнести ошарашенная Лия.
Я пожимаю плечами, продолжая прижимать к груди те карты, которые я успела поднять.
— Тут, это… Шкаф открылся. Сам, Богом клянусь!
— Ты ведь в него даже не веришь! — вздыхая, говорит подруга.
Она оборачивается на Ала, замершего в дверях. И хотя его лицо совсем ничего не выражает, по глазам вижу — парня ситуация очень забавляет.
— Зачем тебе такие странные карты? — спрашиваю я, когда вижу, что Лия, в общем-то, и не сердится на меня. — С ними даже в «Дурака» не сыграешь.
Подруга помогает мне поднять остальныекарты с пола, затем забирает их из моих рук.
— Они не игральные, — вместо Лии отвечает Ал.
Я уж и не думала, что мы с ним когда-нибудь поговорим.
— Для чего они тогда? — спрашиваю я и протягиваю в его сторону единственную, которую Лия забрать ещё не успела.
Если он так говорит, значит, знает, как именно ими пользоваться.
Несмотря на мои ожидания полного игнорирования данного жеста со стороны Ала, парень подходит ко мне и берёт карту. С позволения Лии он заимствует остальные и идёт к кровати, где усаживается на пол, облокотившись на её изножье. Я перевожу взгляд на Лию. Та, похоже, нервничает (а иначе чего это у неё так глаза забегали?).
— Для гадания, — спокойно отвечает Ал.
— Ты не похож на цыгана.
— Знаешь, это попахивает расизмом, — Ал медленно и методично раскладывает карты перед собой.
— Не думаю, что Славе это правда интересно, — высказывается Лия.
Она срывается с места и идёт к Алу с явным намерением закончить то, что собирается начаться, но тут происходит странное: когда Ал поднимает на неё глаза, Лия останавливается, как вкопанная. Её ладони сжимаются в кулаки, что значит — девушка злится.
Спустя долгие секунды, что они сверлят друг друга взглядами, Лия разворачивается ко мне. Красная как рак.
— Пойду, принесу чего-нибудь перекусить, — сквозь зубы произносит она и пулей вылетает из собственной комнаты, громко хлопнув дверью.
— Что это было? — спрашиваю я.
Ал пожимает плечами, и вместо того, чтобы ответить, рукой указывает мне на место напротив себя.
— Садись, — говорит он.
Я слушаюсь.
— Что теперь? Мне нужно вытащить карту, которая больше нравится?
— Нет, — Ал, похоже, не очень любит болтать не по делу. — Дай мне руку.
С этими словами он протягивает свою. Забавно; он тоже, как и Лия, любит золотые кольца причудливой формы.
— Если ты не хочешь… — начинает Ал, когда не получает никакой реакции на своё предложение.
— Ладно, — обрываю его я и хватаю за пальцы.
Холодные, чистый лёд.
— И?
— Тихо.
Ал смотрит мне в глаза, не моргая. Неловкость сменяется непониманием, непонимание — страхом. В голову закрадываются мысли о том, что Ал обладает гипнозом, и из дома Лии я выйду уже без мобильника и без единственной ценности, которую всегда ношу при себе — серебряного кулона с изображением знака зодиака.
— Не бойся, — говорит Ал. — Только взгляд не отводи.
Я едва киваю. Голова внезапно обволакивается тяжестью; она не чугунная, как принято говорить в таких случаях, а каменная.
Я — статуя.
Исчезают звуки, исчезает всё вокруг. Единственное, что я ощущаю сильнее всего — ледяное прикосновение Ала. А единственное, что вижу — его голубые глаза.
И мне уже совсем не страшно.
— Беда.