Пепел и роса

План я разработала быстро, а реализовала еще быстрее, и помогли мне в этом записи Михаила Борисовича. Так сказать, его прощальный подарок. О черной книжечке с должниками я узнала еще при сборе пожертвований на минеральную карту. Была у него опись людишек, задолжавших услуги большие и малые. Где он ее прячет в квартире — подсмотрела в первый визит, когда он рассыпал документы с этажерки и судорожно пытался их приткнуть. Спрятать колючие записи в колючем растении — ирония. Дальше было дело техники — подобрать наилучший сценарий. Самый короткий путь между двумя точками — прямая, и моя прошла через ночного сторожа психиатрического лазарета, который совершил несколько опрометчивых поступков в молодости, но до сих пор был признателен Михаилу Борисовичу за свободу. Признателен настолько, что лишних вопросов не задал. Оставалось совершить пару покупок, заглянуть к себе домой на минутку и добавить благочестия в выражение лица.

Из усадьбы я выскользнула дождливой ночью, одетая в простое грубое платье, одолжила у ваньки экипаж, оставив залог в двести рублей и сама отправилась реализовывать свой план. Сначала думала подрядить Демьяна, но по зрелом размышлении решила обойтись собственными силами, чтобы в случае провала выкрутиться с наименьшими потерями.

Холодно было, наверняка, в декабре вообще обычно свежо, но у меня атрофировалось ощущение реальности. В два часа ночи на пороге лечебницы появились две фигуры, одна из которых была передана в мои цепкие лапы. На голове Гершелевой красовался мешок, а я успокаивающе шептала, что вот-вот и спасение наступит, так что она доверчиво шагнула в бричку и даже не почувствовала укол в шею. Через сорок минут мы оказались на берегу Финского залива, где накануне я приглядела две простые лодочки и спрятала резиновые сапоги. Вот на подтаскивание одной из них к воде ушло больше всего времени, зато потом все пошло куда задорнее. Тело жертвы было крайне неудобным, но у меня словно силы множились, так что я вскоре я в этих непотребных рыбачьих сапогах уже толкала лодку по воде, не ощущая ни сырости, ни холода. Достала свой револьвер, прострелила дно лодки и отпустила юную революционерку в свободное плавание. Если Господу будет угодно ее спасти, берег — вот он. Опять же, действие лекарства продлится еще полчаса максимум и тогда она сможет выбраться. Сможет попытаться. Тюхтяеву она шансов не оставляла.

Девица озиралась и бешено вращала глазами, не в силах пошевелиться или просто заговорить.

— И вот сейчас ты сдохнешь, страшно и безвестно, а товарищи твои поверят, что ты их сдала в обмен на свободу. — перекрикивала я ветер.

Я хорошо подготовилась к операции, изучив карту течений Финского залива, так что затонуть лодка должна в нескольких милях от берега, поэтому с необычайной легкостью во всем теле двинулась обратно. Если меня кто и видел, входящей на рассвете в Усадьбу, то счел за разумный поступок промолчать. Зато сама я смогла уснуть по-настоящему спокойно только когда увидела, как наполняется водой лодка вместе с пассажиркой. И в прочие ночи я тоже спала совершенно безмятежно. Хорошо, что тут пока социопатия не считается патологией. А исполнять все, что я задумала, легче с таким диагнозом.