Пепел и снег

Вышли из затруднения просто. С собой решили взять только самое ценное — редкие и старинные книги, для которых приготовили два добротных, окованных железом холмогорских сундука; для всего прочего освободили одну из кладовок — средних размеров комнату в цокольном этаже позади зимней кухни. Стены кладовки были выложены из необработанного дикого камня, пол — из брусчатки, а потолок представлял собой кирпичную кладку почти столетней давности, поддерживаемую двумя арочными перекрытиями. Сложив здесь всё, что требовалось сохранить, можно было бы выставить дверную коробку и заложить вход наглухо камнем и глиной. Тогда никому из посторонних и в голову бы не пришло, что за этой сплошной стеной сокрыта целая комната, ибо планировка цокольного этажа была до крайности мудрёная, не менее десятка чуланов и чуланчиков отделялись друг от друга узкими коридорами и тупичками, и даже прислуга, попадая в этот лабиринт, чувствовала себя не очень уверенно, пусть бы и с лампой в руке, — тут владычицей была Ксения, жена Черевичника... Не откладывая более, приступили к делу. Со всего дома сносили вниз стопки книг и папок, бесчисленные ящички и коробейки, шкатулки, ларцы, поставцы, картины в резных и лепных рамах, мешочки с чучелами, посуду и прочее. Причём работала не только дворня, но и сами хозяева (Елизавета Алексеевна уже недели две как не вспоминала о мигрени: или погода устоялась, или же таким неожиданным образом подействовали на её организм общая беда и напряжение последних дней), и мосье Пшебыльский с ними не жалел холёных рук. Даже маленькая Маша, мотылёк, вся в розовом, в бантах и лентах, в оборках и помпонах, стуча по каменным ступеням каблучками деревянных туфель, носила в кладовку по две-три книжки. Рассчитывали управиться за пару дней.

Скажем теперь несколько слов об Александре Модестовиче и Ольге.