Пепел и страховой бес

Впереди преграждал дорогу седан Subaru Legaсy, добротная управляемость, сносный потенциал оппозитного мотора и какая-никакая практичность полноприводной трансмиссии, короче, праздник на улице поклонников японских автомобилей, не больше. Захар Васильевич отвел глаза влево, где ждал, пока пробка рассосется, кабриолет со складным жестким верхом Peugeot 307 СС – женщин за рулем Караванец считал недоразумением, как и авто для женщин. Захар Васильевич продолжил разговор:

– А из Лунгиных пусть ваши прессовики-затейники выжмут все недостающие для этого показания – типа Ожогов их захватил, морил, обижал, тыры-пыры, вы это умеете, и я вам не льщу. Когда Лунгин будет хорошенько замазан запротоколированными лжесвидетельствами, вы предоставите его мне шелковым. Я доволен нашим сотрудничеством. – На этот раз связь прекратилась именно тогда, когда Караванец этого пожелал. Хозяин страховой компании умиротворенно откинулся на сидение и закрыл глаза. По его физиономии блуждала блаженная улыбка.

Герои его последней беседы уже пребывали в не заслуживающем упоминания маленьком кафе рядом с Декабристов.

– Спасибо, красавица, – Пепел вдоль по стойке пододвинул барменше телефонной аппарат, не забыв присовокупить внятную купюру.

Лунгин ерзал рядом, как на иголках:

– Он согласен взять шефство над производством вместо Эсера?

– Он назначил нам встречу через час в своем офисе.

– Так что же мы медлим, опоздать – дурной тон, а на дорогах такие пробки!

– Мы останемся здесь.

Павлик помалкивал, брезгливо размазывая по стенкам блюдца мороженное. Старший Лунгин нервно попшикал в горло ингалятором и опять оказался готов к спору.

– Мы не пойдем на встречу?

– Мы не пойдем на встречу.

– Не понял!

– Я уже напрягся, когда этот страховщик никак не отреагировал на то, будто с нами твой сын. А это значило, что мои слова не являлись для Караванца новостью. Иначе говоря, он чересчур осведомлен о наших перепетиях.

– Очень мудро. Будто бы человек такого уровня не может иметь собственных источников информации? – С сарказмом хмыкнул Валерий Константинович.

– И окончательно расхотелось идти на встречу после того, как мне пообещали зачистку уголовного дела.

– А здесь чем вам не угодили? Вы именно за это и боретесь!

– Своим ответом господин Караванец показал, что у него в ментуре мощные контакты.

– Так ведь это прекрасно! Теперь мы – партнеры, элементарное чувство локтя…

– Чувство локтя – в районе печени. Выполнять мои условия ему нет смысла. Я для него – случайный человек. Ему гораздо выгодней не отмазать меня, а сдать в ментуру для укрепления тамошней дружбы, при этом ваше лекарственное поле все равно останется в его прикупе. Он – человек рациональный.

– То есть?..

– Увы, переговоры с ментурой мне придется вести без щедрых на обещания посредников.

– Будь по-вашему, – разнервничался Лунгин, – Я согласен колбаситься между «увы» и «ага», я согласен болтаться с вами по городу, шарахаясь каждой тени, и ночуя на скамейках. Только поторопитесь, а то от моих бизнесов останутся рожки да ножки! Я не вижу реальной работы!

– А в клинику Федорова ты обращался?

– Папа, не мешай играть в прятки, – подвякнул младший Лунгин.

– Правильно, продолжаем играть в театр теней. – Пепелу стало смешно, но только на секунду, вообще же было очень не до смеха. – Где, вы говорили, ваша фабрика? – спросил Сергей, хотя прекрасно помнил адрес, Память у Сереги была почти компьютерная, префом и бриджем закаленная.

Глава 5. Переходим к водным процедурам

…Надтреснутых гитар так дребезжащи звуки,

Охрипшая труба закашляла в туман,

И бьют костлявые безжалостные руки

В большой, с узорами, турецкий барабан…

У красной вывески заброшенной таверны,

Где по сырой стене ползет зеленый хмель,

Напившийся матрос горланит ритурнель,

И стих сменяет стих, певучий и неверный.

«Конец Летучего Голландца» Эдуард Багрицкий

Пивзавод номер один России «Балтика» был виден издалека, а вот задрипанная мойка бутылок совершенно терялась среди окружающих пивной гигант складских помещений. И уж тем более мало кто подозревал, что по этому же адресу размещалась и фабрика, точнее – лаборатория, где гнали таблетки на любой вкус и от любой хвори. Здесь же целебный самопал запечатывали в пестрый, с иностранными важными названиями, целлофан или рассыпали по аккуратным симпатичным коробочкам.