Пепел Клааса

– Допустим, но рассказать-то о войне можете? Для Джеймса Вы – бесценный источник. Он себя особо философскими размышлениями о смысле творчества не обременяет, пишет книгу о Кавказе. Я читал наброски, мне понравилось. Глубоко копает, от Ермолова.

– Расскажу. А вообще, пусть сделает копии страниц из дневника. Там прям по числам всё, день за днём. И размышления имеются. Только я по-немецки пишу. Разберётся?

– О, не переживайте, с немецким у Джеймса всё окэй. Впрочем, как и с русским. Он Фукуяму переводит, сегодня обещал порадовать новыми отрывками. Все это уже конечно по-английски читали, да и профессиональный перевод наверняка существует, но Джеймс хочет блеснуть познаниями русского. По правде сказать, перевод – это так, для затравки разговора.

– Я книгу не читал, и вообще английским не владею.

Эдик паркуется возле серого внедорожника, глушит мотор, прислушивается. Не позволяя забыть о себе, режиссёр-сюрреалист, написавший добрую половину сценария его жизни, позаботился и о музыкальном оформлении происходящего: из неоготического особняка льются холодные звуки вступления к вагнеровскому «Парсифалю».

Путники выходят из машины. Навстречу им направляется шарообразный великан с длинной курчавой шевелюрой и выбритым лицом о трех подбородках.

– Вы как всегда неожиданно, – обращается он Сергею Павловичу и крепко пожимает руку. Акцент безошибочно выдаёт американца.

– Знакомьтесь, – Сергей Павлович поворачивается к Эдику. – Эдуард Клаас. Между прочим, воевал в Чечне при майоре ФСК. Обещает дать свой военный дневник.

– Джеймс Суортон, – представляется американец, ни мало не конфузясь сообщёнными ему безо всяких предисловий биографическими подробностями. – В прошлом – бизнесмен, сейчас – военный репортёр. В душе – путешественник и искатель приключений.

– В таком случае, мы – коллеги, – фамильярничает Клаас, по-военному встряхивая руку американца, как если бы поздравлял его с присвоением звания или награды. – Мой начальник говорил, что война – это бизнес, и только на 35 процентов он делается средствами поражения.

– А на остальные 65 процентов?

– Средствами информации.

– У Вас был умный командир, – хохочет Суортон. – Прошу в дом.

– Мы ужасно голодны, Джеймс, – сообщает Сергей Павлович, поднимаясь на веранду, – так что не злоупотребляй вниманием Эдуарда.

– Доверьтесь искусству Эльзы.

– Эльза Байраева? Я не знал, что она здесь.

– Да, мне удалось её вывезти.

Клааса так и передёргивает от имени «Эльза», хотя сознание внятно говорит ему, что речь идёт о другой женщине. Он неприятно удивился собственной чувствительности.

Суортон провожает Клааса и Сергея Павловича в гостиную, от которой веет музеем – столь последовательно выдержан покой в манере позднего средневековья. Потолок и стены покрывает роспись: зеленые стебли, вьющиеся вензелями вокруг бело-синих цветков и алых бутонов. Похожий орнамент заполняет круглые стёкла витражей, преломляющих закат разноцветными бликами. Над буйством вечерних красок беззлобно посмеивается череп, зачем-то оставленный на монументальном подоконнике, а на длинной тянущейся под окнами полке лежат вперемешку подушки с кисточками и старинного вида книги. В углу висят большие песочные часы.

«Где я видел это? – у Клааса перехватывает дух. – Я был здесь. Или déjà vue? Конечно déjà vue. Многовато стало смещений в последнее время. Многовато. Нервы? Пьянка? Да, скорее всего пьянка. И нервы».

Гостей встречают двое: среднего роста араб с аккуратно подстриженной бородой и… Клаас оторопел.

– Уж и не знаю, каким афоризмом Вас встречать, Эдуард, – бурно приветствует Осиртовский, протягивая ладонь для рукопожатия, – то ли «все дороги ведут в Рим», то ли «мир тесен», то ли «земля круглая – кто за кем гоняется, непонятно».

«Постарел», – отмечает Клаас про себя.

– Ну где ж мы можем ещё встретиться, – подхватывает он игриво, – только в супермаркете или в светском обществе. Траектории наши близки.

– Так Вы знакомы! – брови Сергея Павловича взлетают, лицо изображает удивление и радость. – Прекрасно! Замечательно!

– Позвольте представить Вам моего друга и многолетнего партнёра из Сирии, – Суортон поворачивается в сторону араба, – Аднан аль-Балазури. Помимо бизнеса профессионально занимается астрологией. Прислал мне гороскоп на Сергея Павловича – масса попаданий, просто мистика!

Сириец жмёт руки Сергею Павловичу и Клаасу, на лице его изящная улыбка, ничего впрочем не скрывающая.

В гостиную царственной походкой входит голубоглазая чеченка, уносит пустые блюда и снова накрывает на стол.

– Есть грибной жульен и мясо перепела в сметане с овощами, – предлагает она осанисто, – или форель с гарниром.

– Эльза, к чему формальности, – укоризненно перебивает американец. – Форель они поедят в ресторане, а вот дичь в твоём исполнении бывает только здесь.

– Однозначно перепела! – восклицает Сергей Павлович бравурно и даже хлопает в ладоши. – Тут даже двух мнений быть не может.

– И, разумеется, вина, – добавляет Джеймс. – Красного, пятилетней выдержки.

– Будет исполнено, мистер Суортон.