Не в состоянии сдержать стон, Нина закрыла глаза. Может, она все-таки в психиатрической клинике и, видя этот крайне реалистичный сон, находится под воздействием каких-нибудь сильных препаратов?
После недолгой паузы, сопровождавшейся только скрипом гусиного пера, доктор произнес:
– Что же, Нина Петровна, смею вас уверить, что вашему здоровью и тем более жизни ничто не угрожает. Однако я позволил себе отослать прочь из моего врачебного кабинета этого несносного Родю Кривошеина, который часто ко мне с похмелья бегает. Пустозвон, хотя и неопасный. Но с такими порядочным барышням, а вы именно такая, лучше не водиться.
Кашлянув, он продолжил:
– Разрешите дать вам совет: старого сластолюбца Карамазова я знаю, причем лучше, чем хотелось бы. Юной красивой барышне из хорошего дому, каковой вы, вне всяких сомнений, являетесь, Нина Петровна, нечего делать в его вертепе. С вашим кузеном Дмитрием Федоровичем тоже водиться не рекомендую…
Он усмехнулся, а Нина никак не отреагировала.
– Ваш другой кузен, Иван Федорович, вроде бы человек приличный, однако с преопасными, сдается мне, фанабериями. Есть в нем что-то нездоровое, изломанное. А вот младший Карамазов, Алексей Федорович, чудный юноша. Хотя, сдается, и в нем гнездится эта карамазовщина…
В дверь тихо постучали, и доктор нетерпеливо произнес:
– Да, да, знаю. Пусть госпожа Хохлакова со своей мигренью подождет!
Нина, не открывая глаз, произнесла, вспомнив героев романа Достоевского:
– А дочка госпожи Хохлаковой, Лиза, сущая прелесть, не так ли?
– О, вы знаете и матушку, и дочку?
Нина продолжила, припомнив перипетии «Братьев Карамазовых»:
– Алеша… Я хотела сказать, мой кузен Алексей Федорович в нее влюблен…
И вдруг поняла, что выболтала, видимо, то, что было известно ей как читательнице романа, но что никак не могло быть известно жительнице и тем более гостье
Пусть и при этом
Доктор, хмыкнув, сказал:
– Вы, на правах кузины, знаете то, что другим неведомо, но меня это не удивляет. Lise – прелестная юная и при этом, что важнее всего, здравомыслящая барышня, которую излишняя опека ее ипохондрической матушки сделала инвалидом. Лечить надо матушку, а не дочку, что я и пытаюсь делать.
Нина осторожно спросила:
– А старик Федор Павлович… Он
Ее занимал вопрос: жив ли старый Карамазов или уже
То есть
– А вы что, разве не почтили дядюшку своего визитом, Нина Петровна? – осведомился доктор Дорн, и девушка в тон ему ответила:
– Вы же сами сказали, что его дом – для меня не место…
Хохотнув, медик произнес:
– Занятная вы молодая особа. Ваш дядюшка жив и здоров, хотя при его модусе вивенди он с медицинской точки зрения давно должен быть в могиле. Однако по-прежнему весьма активно коптит небо, по слухам, даже снова приволакиваясь за той же
Под
Значит, старший Карамазов еще жив. Но
А какой, собственно, на дворе
Доктор Дорн тем временем продолжал:
– Да, занятная вы особа, Нина Петровна. Так не похожая на наших провинциальных клуш. Впрочем, на столичных штучек тоже. Да и на зарубежных дам, как ни крути. Я ведь путешествовал по миру, знаю…
Не говорить же
И весь ужас в том:
Примерно такой же мрак, в который она попала, открыв темно-синюю деревянную дверь с ручкой в виде разинутой пасти льва.
– Из…
В дверь снова постучали, и доктор Дорн заявил:
– Иду, иду!
Девушка наконец произнесла:
– Из города, в котором вы вряд ли были…
– Ну-с, вы недооцениваете географический радиус моих путешествий, Нина Петровна…
Вздохнув, Нина назвала город, в котором училась в университете – и из которого прибыла в «Братьев Карамазовых», открыв в «Книжном ковчеге» не ту дверь.
Или
– Гм, вот вы меня подкузьмили! О вашем городе слышал, конечно, но бывать, в самом деле, не доводилось. Словно вы, зная, что я там не был, намеренно выбрали это название, дабы я не мог задать вам парочку каверзных топографических вопросов.
Он хохотнул, а потом, посерьезнев, сказал: