Пепел книжных страниц

– Точный диагноз неважен, речь идет не о физической немощи, а о душевных переживаниях, вызываемых ею и осознанием собственной близкой смерти… – заявил один из членов комиссии, и Нина улыбнулась и ему:

– Опять же, не отрицаю подобной возможности трактовки, весьма классической, этой повести Толстого, но откуда вы, повторюсь, знаете наверняка? Ни вы, ни я при кончине не присутствовали, не так ли?

Штык, жадно осушив бокал воды, заботливо поданный ему единственной дамой-экзаменаторшей, уже несколько спокойнее гаркнул:

– Та-а-ак, пусть, так и быть, Арбенина, это детектив. И пусть убийство! Но кто убил? И почему? Это же, повторяю, чушь!

Нина ответила:

– Не более чушь, чем все остальное. Только по той причине, что сто тридцать девять высоколобых литературных критиков трактуют это так-то и так-то, это не значит, что они правы. Идолы ложных авторитетов, как сказал бы философ Бэкон…

Штык, обожавший ссылку на идола ложных авторитетов Бэкона, брякнулся на стул.

Девушка же, ощущая, что это не просто победа, а триумф, полный и безоговорочный, который не просто сделается университетской легендой, а войдет в анналы истории их города, продолжила:

– Чтобы узнать, кто убил и почему, надо провести расследование, причем не литературное, а совершенно обыденное, юридически-криминальное. С отпечатками пальцев, допросами свидетелей и подозреваемых, очными ставками и, конечно, токсикологическим анализом. Но для этого надо иметь возможность попасть в реальный мир написанной Толстым повести, что, конечно же, маловероятно. Но это и не требуется, потому что во всех прочих детективах перемещаться физически в читаемый роман не надо, автор ведь позаботился о том, чтобы там и сям раскидать улики и намеки. Так и в случае с Иваном Ильичом…

Так как возражений со стороны членов экзаменационной комиссии уже не последовало, Нина презентовала им то, о чем ей когда-то поведал библиограф Георгий Георгиевич:

– Если это убийство, а мы исходим из этого, то следует задаться вопросом: кому выгодно. И кто мог его осуществить? Убийца должен присутствовать в произведении изначально, хотя бы на заднем плане, хотя бы не принимая участия до поры до времени в основном действии. Но он, словно злой рок, довлеет надо всем. Конечно, в смерти, вернее, убийстве Ивана Ильича можно заподозрить его честолюбивых, желавших занять его должность судейских коллег. Сошедшую с ума прислугу. Дочку на выданье. Ее скользкого жениха. Наконец, сына-гимназиста, так сказать, юного садиста…

Один из членов комиссии издал хрюкающий смешок.

– Но в хорошем детективе, как и реальной жизни, зачастую все очень просто. Очень. Хотя и хорошо завуалировано. Например, как лицо безутешной глуповатой вдовы Ивана Ильича, Прасковьи Федоровны, на похоронах супруга…

На этот раз даже оса стихла, словно ожидая от Нины разъяснений.

– Если умирает жена, то логично в первую очередь подозревать мужа. А если муж, то жену. Думаю, в случае Ивана Ильича это справедливо. Он – жертва своей пусть и недалекой, однако алчной и беспринципной супруги, которая «с душевным прискорбием» проинформировала в газетном объявлении с черным ободком равнодушную общественность о последовавшей кончине своего якобы «возлюбленного» супруга. Которой он надоел. Которая, к примеру, убедив Ивана Ильича застраховать свою жизнь на кругленькую сумму, решила, что стать вдовой, причем вдовой пусть и не первой молодости, но еще далеко не старой, не просто приятно, но и весьма прибыльно. Которая, думаю, получала большое удовольствие, наблюдая за медленной, но верной агонией супруга…

– Та-а-ак, это все инсинуации! – вяло заявил Штык, а Нина, согласно кивнув, ответила:

– Да, но не в большей степени, чем все эти высоколобые философские теории, которые многие литературоведы развивают в своих докторских…

Докторскую Штык защитил в свое время именно что по «Смерти Ивана Ильича».

– Кстати, меня давно занимал вопрос: не назвал ли Толстой супругу Ивана Ильича Прасковьей Федоровной в честь другой Прасковьи Федоровны, к которой у Грибоедова в «Горе от ума» зван во вторник на форели Фамусов? Или, может, это даже ее мать, бабка или двоюродная тетушка? Или троюродная? Интерференция повествовательных инстанций, не так ли, Борис Егорович?

Борис Егорович, насупившись, молчал.

– Но как она его убила? – спросил не без интереса один из членов комиссии. – Отравила, что ли?

Нина снова кивнула.

– Думаю, да. Это наиболее логичное объяснение непонятной этиологии и, главное, не поддававшейся никакому лечению местным доктором болезни. Есть ряд ядов, как минеральных, так и растительных, которыми, пичкая жертву постепенно, можно вызвать медленное угасание, якобы от естественных причин. В конце концов, всегда можно впрыснуть опостылевшему мужу штаммы туберкулеза или раковые клетки, взятые у иного пациента, и спровоцировать тем самым скорую смерть…