Пепел крестьянской Души

Своими раздумьями о побеге Василий поделился с Петром и Степаном после того, как конный дивизион вновь вернулся в казармы. Выслушав брата, Чикирев незамедлительно отреагировал: «Дело предлагаешь. У меня самого мысли на этот счёт были. Не хочу я в этой братоубийственной войне участвовать. И пока на нас нет крови невинных людей и сами мы ещё живы, надо отсюда сматываться». «Вы думаете это просто сделать? Где мы сейчас сможем укрыться?» – спросил Степан и посмотрел на Петра. Чикирев пожал плечами и ничего не ответил. «То-то и оно. Дома мы не сможем появиться, нас там быстро схватят, а других вариантов у меня нет. Да и у вас с ними, думаю, тоже туговато», – охладил пыл товарищей Аверин. «По-твоему у нас остаются только два выхода – быть убитыми в бою красными партизанами или сражаться до победного конца за белую гвардию. Но будет ли этот победный конец, ещё вопрос. На большей-то части России советская власть установилась. Нет, Степан, ты как хочешь, а я при первой же возможности сбегу», – решительно заявил Василий. «И я, братка, от тебя не отстану. Да и с остальными нашими надо аккуратно переговорить на этот счёт», – предложил Пётр. «Я сам с ними переговорю, а то ты только под монастырь нас подведёшь своей горячностью» – вымолвил Степан, дав понять, что не только согласен бежать, но и готов остальных земляков за собой утянуть. Вскоре идея побега, высказанная Василием, обрела достаточно осмысленные очертания. Её поддержали все бывшие однополчане без исключения. Оставалось только дождаться необходимой ситуации и оказаться в благоприятных погодных условиях.

Но шло время, а такой момент не появлялось. Однажды Петр даже предложил совершить побег сразу после вечернего отбоя. Но его идея не понравилась Степану, и посовещавшись, они отложили его на неопределённое время. И кто бы мог тогда подумать, что это время наступит буквально через неделю.

В ночь с 20 на 21 марта произошло событие, которое даже командиры конного дивизиона не ожидали, а рядовые бойцы – тем более. От относительно спокойной жизни, чувство опасности притупляется быстро, а на смену ему приходят расхлябанность и умиротворение. Вот и в ту ночь, как только бойцы улеглись на свои постели и уснули, дежурный офицер и его помощники удалились в штабное помещение и организовали ночное застолье. Около двух часов ночи туда неожиданно ворвались человек десять партизан, расстреляли полупьяных офицеров, а затем, соединившись с основной группой вооружённых до зубов бойцов, кинулись поджигать деревянные казармы. Цель была одна – уничтожить основную часть белогвардейцев спящими, а тех, кто начнёт выбираться наружу, расстрелять в упор. Но произошла досадная накладка, которая позволила сохраниться большинству бойцов белой армии. Дневальный одной из дальних казарм вышел, незадолго до нападения, на двор, чтобы справить нужду. Пробыв на мартовском морозце минут десять, он в приподнятом настроении возвращался к себе. Уже будучи на пороге казармы, боец услышал беспорядочные выстрелы, а затем увидел снующую по территории гарнизона толпу людей с факелами. Не до конца ещё понимая ситуацию, боец вбежал во внутрь помещения, и на всякий случай заорал: «Подъём! Тревога!». Суматоха и неразбериха в темноте длилась минут пять, пока огненные языки пожара не охватили первую и вторую от штаба казармы. Мгновенно поняв в чём дело, и оценив своё положение, колчаковцы похватали в оружейной комнате винтовки и патроны и стали через двери и окна выскакивать на улицу, стреляя наугад во всё подозрительное. К этому времени горела уже третья казарма, вокруг которой стояли партизаны и прицельно палили из оружий по человеческим фигурам, показавшимся в свете пламени. Но вскоре они сами стали мишенями. Белогвардейцы, которые успели выбраться из своей западни, быстро самоорганизовались и оказались за их спинами. Партизаны вынуждены были развернуться, залечь в сугроб и принять кинжальный бой с хорошо обученными колчаковцами.