Пепел крестьянской Души

В течении всего дня Василий сидел в избе и на улицу не высовывался. И лишь тогда, когда на дворе стемнело, сходил по нужде, да заодно попоить Воронко. Григорий вернулся домой только к ужину. Перекидав с саней в сенник пудов десять привезённого душистого, просушенного клевера, он распряг взмыленного мерина, отпустил его в пригон и зашёл в избу. «Ну, как ты тут? Не заскучал ещё?» – довольно улыбаясь, спросил он друга. «Тошно ждать да догонять. Весь день маялся, не зная чем заняться», – откровенно признался Губин. «Ничего не поделаешь. Доля теперь у тебя такая – варнакская», – пошутил Григорий и враз посерьёзнев, рассказал: «В общем, побывал я в ряму. Стоит там ещё избушка. Правда, добирался к ней окольными путями, чтобы любопытных со следа сбить. Есть в избушке и печь, хоть и неисправная. Но тебе днями особо нечего будет делать, сам и отремонтируешь её. Возьмём с собой из дома с десяток кирпичей, глины да глыз, вот тебе и ремонтный материал. Так что сразу после ужина и собираться начнём потихоньку. Для Воронко я сена уже пудов пять туда завёз, осталось только тебе пропитание дней на десять приготовить да керосина со спичками взять». «Зачем мне продуктов на десять дней?» – удивился Василий. «А кто его знает, насколько ты там застрянешь. Я-то не смогу к тебе каждый день наведываться. И вообще лучше будет, если все следы и подходы к избушке сугробы заметут», – ответил Григорий и позвал товарища к столу.

Собирала провиант для Василия Марья, а её муж готовил всё остальное. Так как Губин сбежал из каталажки в том, в чём сидел, не мог Григорий выпроводить своего товарища на улицу в тридцатиградусный мороз без тулупа, пим, мохнаток и прочих тёплых вещей. Так что поклажа получилась вполне внушительной. Забив плотно четыре суровятных мешка, мужики попарно их связали и вынесли во двор. «Ну, что, вроде всё необходимое на первое время упаковали. Поближе к полуночи и выдвигаться будем», – уверенно сказал Знаменщиков.

Аккуратно уложив поклажу сзади сёдел, Василий и Григорий взобрались на вершны и направились задами огородов в сторону опушки берёзовой рощи. Застоявшийся за сутки, Воронко ходко переставлял ноги следом за мерином Григория и провоцировал того на рысь. Но уставший за день и не очень охочий до бега гнедой не реагировал на эти провокации и продолжал двигаться в привычном для него ритме. Длительное время молчали и седоки. Лишь тогда, когда до конечной цели оставалось не больше версты, первым заговорил Григорий. «До утра тебе придётся в тулупе покемарить, а с рассветом приступай к ремонту печки. Не думаю, что ты с ней долго провозишься. Зато потом сможешь и еду подогреть, и воду вскипятить». «Григорий, у меня к тебе просьба есть. Если будет возможность, то съезди в Большое Сорокине и узнай как там мои родители себя чувствуют. Переживаю за них очень сильно. За мой побег куманьки могут отца в каталажку посадить. А мне, как понимаешь, обратной дороги уже нет. Прихвостни советской власти считают меня своим врагом, но не знают того, что их самих я ненавижу ещё сильнее. Они ворвались непрошеными-незваны-ми в нашу мирную жизнь и до основания её разрушили. Разве может русский православный человек поступать так жестоко со своими братьями и сёстрами по вере и крови? Нет, они не братья мне, они бесы, которых необходимо всех до единого уничтожить как блох или назойливых мух. Не знаю, пока, как это буду делать, но делать буду обязательно», – произнёс Василий и замолк.

«Ну, вот и добрались до убежища. Помогу тебе освоиться в этих хоромах и тронусь в обратный путь», – сообщил Григорий и спрыгнул с коня. Василий придержал поводьями Воронко и осмотрелся. Он с трудом рассмотрел силуэт избушки, которая находилась в десяти саженях он него и с ехидцей в голосе пошутил: «А двери-то у этой халупы есть?». «И двери есть, и нары, на которых будешь спать, и даже маленькое окно в сторону озера прорублено», – ответил Григорий и добавил: «Воронко поставишь за избой в стойло, там и корм для него находится».

Закончив с размещением товарища на временный постой, Знаменщиков присел на край нар и по-хозяйски предупредил: «Керосин береги. Лампу часто не зажигай, печку им не растопляй. Поленица берёзовых дров за стеной сложена. За водой на озеро будешь ходить. Пешня и топор под нарами лежат. В общем, утром, при дневном свете сам во всём хозяйстве разберёшься». «Ружьишко ещё бы мне. Тогда совсем бы жизнь райской показалась», – пошутил Василий. «С ружьём похуже будет. У меня ещё осенью берданку комиссары изъяли. Зато пару фитилей и с десяток капканов здесь где-нибудь и припрятаны», – ответил Григорий на полном серьёзе. «Ну, ладно, дорогой товарищ, не буду я тебя больше задерживать. Не беспокойся за меня. Разберусь завтра с нехитрым хозяйством своего укрытия. Прошу только – не забудь выполнить мою просьбу», – напомнил Губин. «Выполню. При первой же возможности все новости узнаю и тебе сообщу», – пообещал Григорий и стал собираться в обратный путь.