Пепел кровавой войны

— Очевидно, это беспокоит не многих, иначе остальные не мечтали бы содрать с вас кожу, — заметил Борис. — Боюсь, никто на самом деле не знает, что делать с вашим монстром. Я слышал, таким способом уже ловили демонов, но ни один из них не держался так крепко, и это всех пугает.

— Ловили демонов таким способом? — переспросила София, потому что это был важнейший вопрос эпохи — найти выход из ловушки демонски трудно, если не знаешь, как в нее попал. — Что с ним сделали? Он чувствовал себя прекрасно — и вдруг стал вот таким.

— Этого я вам не могу сказать. Как честный житель Диадемы, я понятия не имею, что…

— Заткнись! — рявкнула она.

Неужели все так просто? Те охранники на полу ее камеры, потерявшие сознание, но все-таки живые, жертвы собственного желания вдохнуть редкий аромат… А еще рассказ Доминго Хьортта о том, что перед битвой у Языка Жаворонка солдаты его полка сошли с ума, когда цеписты помазали их елеем… Демоны вечно голодны, это особенность всех духов, а отравление — любимый трюк церковников. Значит, они чем-то накормили пса? В ее голове вспыхнула картина, как Мордолиз набрасывается на отравленный кусок.

— Борис, раскрой, пожалуйста, его пасть.

— Что-что я должен сделать?

Борис не желал подчиниться, и София уже готова была надавать ему по башке, но в это время в дальнем конце зала раздался скрежет. В Службе Ответов не было замков, поскольку государство утверждало, что у него нет никаких тайн, но все двери открывались внутрь.

— Драть-передрать! Я…

Пока Борис говорил то, что хотел сказать, в зал вломилась дюжина охранников в оранжевых одеждах, с арбалетами и алебардами. Борис опрокинул тележку, заграждая им проход, а сам рванулся в коридор, ведущий в соседнюю комнату. Поднялся крик, зазвенели тетивы арбалетов — с недавних пор самый нелюбимый звук для Софии. Но она не видела, что случилось с Борисом, поскольку была очень занята, просовывая свою здоровую руку в холодную зубастую пасть демона. И дальше, в холодное шершавое горло.

Когда-то давно в Курске одна корова никак не могла отелиться, и тогда Лейб засунул руку в ее утробу и перевернул теленка. «Это будет точно так же», — уверяла себя София. Но… нет, совсем не так.

Острые зубы до крови расцарапали ей предплечье, но она тянулась все глубже, в тугой пищевод. Мешал окоченевший язык, но вот она порвала какую-то слизистую оболочку и погрузила руку до самого локтя. Но там ничего не было. Пальцы скользили по внутренностям животного — она должна была что-то отыскать, вроде куска отравленного яблока, как в сказке о принцессе. Эта картина ясно стояла у нее перед глазами, словно божественное откровение… Или адское — откровения бывают и такими.

— Взять живой!

Отвлекшись от своих отвратительных поисков, она увидела, что половина охранников собралась вокруг распростертого в коридоре тела. Остальные пять-шесть головорезов настороженно подбирались к ней, опустив алебарды и подняв арбалеты.

— Остановись! — приказал один из них. — Прекрати это дерьмо!

София не могла прекратить, заткнув своим бицепсом пасть Мордолиза, точно кляпом. В пищеводе тоже ничего не оказалось, и она, следуя своей отчаянной догадке, потянулась дальше, к желудку, вспомнив о вещах, что он все эти годы проглатывал, а потом отрыгивал целыми и невредимыми для своей хозяйки. Однажды он пришел в кухню и выплюнул живую певчую птичку, и Лейб назвал это прекрасным поступком, хотя пичужка так перепугалась, что отказывалась щебетать, и выпорхнула в окно, как только София обтерла слюну с ее крыльев. А теперь ногти Софии скребли по внутренностям демона, мягким, холодным и… Двое охранников положили оружие и двинулись прямо к ней, а их испуганные товарищи готовы были при малейшем намеке на агрессию проткнуть ей горло алебардой или всадить в глаз арбалетный болт.

В тот момент, когда охранники набросились на Софию, она нащупала в желудке демона что-то маленькое, но твердое и не подходящее для этого места. Она вцепилась в находку, но тут схватили ее саму. Застрявшее в пасти демона плечо вылетело из сустава, София рухнула на пол, опрокинув каталку, и заорала во все горло. Вывихнутая рука горела огнем, а жар открывшейся раны опалял сознание.

Когда боль утихла настолько, что София снова смогла рассуждать связно, охранники уже уносили ее на плечах из Службы Ответов. Подняв голову, она увидела Бориса, все еще живого, — но это, похоже, ненадолго. Он корчился, лежа на животе; спина и ноги были утыканы арбалетными стрелами, а собравшиеся вокруг охранники поочередно кололи его алебардой. Собравшись с силами, София попыталась изогнуться и свернуть шею одному из несших ее, но от напряжения едва не потеряла сознание снова — из раны в правом плече текла кровь, а левая рука висела плетью. Но онемевшие пальцы, заметила она с отстраненным восхищением, все еще держали что-то, и София попыталась разжать кулак, чтобы взглянуть. Из пальцев выпал упругий комочек — она так и не поняла, что это такое.